Удивительно, до чего беспечен ее божественный муж.
Улыбаясь, Гера рассматривала драгоценный канфар, любуясь игрой камней в лучах гордого Гелиоса.
Разноцветные блики скользили по хрупким запястьям, играли на тонких белых пальцах, отягощенных золотыми кольцами, отражались в больших ограненных камнях ее перстней.
Итак, эти двое уже на Эйнопии. Этого и следовало ожидать. Теперь их ждет большая неожиданность. Приятная неожиданность. Гера тихо рассмеялась.
- Ты чему-то рада, мама? - Арес быстро взглянул на канфар и перевел взгляд на мать. Канфар, даже золотой, не такая уж ценность, не поэтому так довольна его мать.
- Они на острове. Протей им помог.
- Сентиментальный старичок!
- Так это ты, Арес? Ты это сделал?
- Этот старец видит будущее, а не увидел, что перед ним вовсе не Нерей! Я рассчитывал, что Посейдон их утопит. Они всё же на острове. Было бы лучше, если бы они до него совсем не добрались, - нахмурился Арес.
- Я знаю, ты старался. Но у тебя снова не получилось. И хорошо. Теперь они еще больше будут стремиться достичь цели! Глупые, глупые люди, вообразившие, что могут вот так запросто спорить с богами! Думаешь, я плохо их знаю? Попробуй запретить людям хоть что-то, и они будут добиваться запретного, даже ценой своих жизней. А нам очень надо, чтобы Геракл нашел Эгину, очень. Но - один. Иолая к этому времени убрать подальше. Хорошо бы, к самому Аиду. Остальные - на твое усмотрение.
Арес задумался. Очень нужны ему остальные!
А мама, как всегда, непоследовательна!
- Хорошо мама. Тогда я думаю, ты не возражаешь, если я пошлю Эриду? Это отвлечет Геракла. Он будет менее внимателен. Ведь это только на руку нам, ты не согласна мама?
- Пошли Эриду. Ты умнеешь на глазах, - Гера перевернула кубок. Посмотрела под другим углом. Потом заметила, что Арес все еще стоит рядом. - Иди. Пошли Эриду!
Эниалий хмыкнул в бороду.
Они с Эридой придумали другое. Это гораздо интереснее, чем просто убить. И нечего смотреть на него, как на обделенного умом. У него в голове, кроме убийств есть еще куча всяких других мыслей. Он не будет никого убивать сегодня. Он и Эрида собираются дать кое-кому выбор. Завидный выбор, надо сказать! Он не сможет отказаться. Мама, как всегда, пропустила мимо ушей пророчество этого полоумного поедателя медуз, а зря. Какие перспективы оно давало! И уж он, Арес, ими воспользуется в полной мере. Она, Гера, забыла. Они все забыли о том, кто живет во тьме. Все! Кроме него, Ареса. Ты мама, развлекайся с Гераклом. А он, Арес, развлечется всеми вами!
Ах, мама. Когда же ты оставишь свой покровительный тон? Похоже, мама, если я не умнее тебя, то гораздо более дальновиден, более рассудителен...
Я, Арес знаю, почему ты, мама, так ненавидишь Геракла. Почему ты хочешь избавиться от него. Ты боишься Геракла, мама. Геракл может убить бога. Если захочет. А ты, мама, нет. И этого ты боишься. И хочешь, чтобы он стал таким же, как и ты, и разучился убивать богов.
Арес покачал головой. Ты права, мама. Так должно быть и так будет.
Но он, Арес, не хочет никакой власти. Его мир - война. Зачем ему больше?
Он даже не хочет убивать Геракла. Он хочет войны! Войны Геракла с Зевсом, или с Иолаем, ведь из лучших друзей выходят самые лучшие враги! А когда выбор будет сделан, кем эти двое смогут стать? Только врагами.
И, если признаваться до конца и с абсолютной честностью, кто еще будет так развлекать его, если не будет Геракла с его сумасшедшим дружком. Потому что... ну кто ж в своем уме будет на ужасного и мстительного Ареса невежливо огрызаться? Это в смысле, как нормальный человек может не уважать его, великого, могучего и ужасного Ареса, воинственного медноголового Эниалия? А если все будут уважать его и бояться, как же тогда он будет развлекаться?
И если... когда Геракл станет богом, что ему, Эниалию, мешает натравить его...
Тс-с-с-с... А вот об этом не следует говорить.
Короче, пора начинать спектакль.
* * *
POST MORTEM MEDICINA
ПОСЛЕ СМЕРТИ ЛЕЧЕНИЕ
- Радуйся, Зевс!
- Радуйся, Лукавый!
- Новость слышал?
- Нет. А должен?
- Такую? Еще бы! Средненький-то... без волос драгоценных. Нет прядей у Посейдона, силу дающих и источники рождающих! Пока трезубец не починит.
- Как - починит?
- Ручками. Гефестовыми.
- Ручками? Починит?
- Так сломан!
- Что, опять?!!
- Опять...
- Как?
- Кем! Точнее, об кого. Протея гонял Черногривый, все дно вспахали, буря на море такая, брызги до Тартара долетают!
- А Протей причем?
- Ну как же! Это он Посейдона волос лишил. И чем? Его же собственным, Посейдоновым трезубцем.
- Протей?! Эта немощь морская?
- Угу. Сперва его споили. Твой сынок от смертной Алкмены и маленький друг твоего сына. Он им напророчествовал. Он им показал путь к живущему во тьме, к Отщепенцу! А потом они подбили Эвсхимаю себе забрать... А бедолага к такому не привык, вот с непривычки и...
- Ладно, Гермес. Лети к Посейдону. Пусть угомониться, волны почем зря не гоняет. Сейчас сам приду и все верну на место... И не проси, вмешиваться не стану. Очень интересно мне, что дальше будет.
* * *
SUA QUISQUE PERICULA NESCIT
НИКТО НЕ ЗНАЕТ СВОИХ ОПАСНОСТЕЙ
Остров был уныл, тосклив и пуст.
Очень.
Так думала молодая женщина, сидящая у фонтана и задумчиво разглядывая свое отражение на зыбкой поверхности. И, пусть отражение было зыбким и нечетким, отражение стоило того, чтобы его получше разглядеть и восхититься. Ну и что, что отражение свое собственное, оно того достойно, чтоб восхитится, тем более, что больше восхищаться нечем. Ну не унылым же видом серых скал, на котором галдели многочисленные стаи птиц?
А женщина была хороша! Совсем юная, мягкий овал, безупречный профиль, глаза, цвета лесного ореха, сияющие юностью и несвойственной для молодости мягкой мудростью. Локоны темных волос струились по спине, ниже, ниспадали на мраморную скамью. Мягкие плавные линии фигуры - она не была худа, и толстушкой ее назвать было нельзя, в ней удивительно сочетались грация и та легкая полнота, что лишь сильнее волнует взгляд. Она была женщиной. Она была очень красивой женщиной. Она соблазняла и очаровывала с первого взгляда. И она хорошо осознавала это. Одно слово - нимфа.
Дом позади тоже был хорош. Однако, надоел, поболе, чем галдящие и гадящие, куда попало, птицы. Ах, Зевс, ты дал хороший дом, но прекрасной женщине нужен не только он! Где же тебя носит, вседержавный? Ведь заждалась!
Женщина вздохнула, тяжело поднялась со скамьи, нежно погладила большой живот.
- Пойдем домой, мой мальчик. Тревожно мне.
Теперь все тревожило ее. Может, потому что до положенного срока осталось всего несколько дней? Все казалось теперь не таким. Ах, зря отдала она браслет Зевса этому распутнику, этому проходимцу Гермесу. Но как она могла отказать ему, ведь он так просил! А разве Гермес когда-нибудь и кого-нибудь просил? Как тогда отказать? И он обещал вернуть браслет вовремя. Конечно, кое-кто этот браслет увидит, но он, Гермес, соврет, что украл его. И вернет. А Зевс ничего не узнает.
Да и ладно, да и узнает. Она все объяснит. Зевс - бог, он знает, что она не сможет солгать ему. Никогда. А дар этот сыну ее вовсе не надо. Просила Зевса, умоляла ничего не дарить сыну, да только мужчина, он и есть мужчина. Пусть и сам Громовержец. Он, мол, лучше знает!
Эгина вновь вздохнула.
И осторожно пошла вниз по ступеням, в дом, где все дышало любовью и заботой, но где так пусто и одиноко, пока туда не приходит тот, кто делает день еще светлее, а ночь еще удивительнее.
То, что день назад в ее доме появилась гостья, ничуть не прогоняло ее одиночество, не делало ожидание не таким томительным. И тревожилось ничуть не меньше. Да еще появился какой-то непонятный страх. Отчего?
Гостья была красива, мила, предупредительна. Но почему-то хотелось, чтобы гостья ушла. Ушла и никогда не возвращалась. Так ведь не уйдет...
- Эгина, девочка, не стоит тебе в твоем положении бегать по острову. Скоро уже подойдет срок. Зевс просил присмотреть за тобой...
Вот. Вот потому и не уйдет. А как хотелось бы!
Но, рожать одной, где почти все селения на противоположной половине острова... тоже страшно.
Впрочем, отчего ей бояться? Сын Зевса родиться, а Зевс не оставит ее одну.
Д-да... прислал вот. Одну такую.
- Кого же мне бояться? Никто не знает, где я. Только... ты и сам Зевс. Я устала, хочу отдохнуть.
- Зевс велел тебя не тревожить, но... эта беспечность. Я должна тебе сказать. Не только я знаю, где Зевс тебя спрятал. На острове четверо мужчин. Они ищут тебя, Эгина. Я здесь, чтобы защитить тебя от них.
Эгина едва слышно вздохнула, ореховые глаза широко распахнулись. Вот! Вот корни ее страха! Она чувствовала, что где-то таиться зло, которое грозит ее сыну. Теперь она испытывала к своей гостье только благодарность.
- Зачем они меня ищут? У меня нет ничего, ни дара, ни богатств, ни власти.
- У тебя есть нечто большее, гораздо большее, и несомненно, очень ценное. Сын Зевса, сын Громовержца! У Зевса есть другие дети. Один из них не хочет, чтобы твой сын родился. Почему? Ревность, дорогая. Обычная, такая прозаическая и тем не менее, такая страшная. Потому что заставляет забыть о родстве, о чести, о сострадании.
- Что же мне делать? - теперь Эгине было не просто тревожно, ей было панически страшно. Сын - это самое главное для нее. Не потому что это означает любовь Олимпийца. Потому что это - ее дитя. Потому что это - ее жизнь, ее счастье и ее надежда.
- Ничего. Я позабочусь о тебе.
* * *
IPSI TESTUDINES EDITE, QUI CEPISTIS
ВЫ ПОЙМАЛИ ЧЕРЕПАХ, САМИ ИХ И ЕШЬТЕ
Просто не бывает ничего и никогда. И все же...
Проходили, знаем. Скоро все вот-вот должно было завершиться. Вот это и настораживало.
Нет, самое интересное у них все-таки впереди.
Море неприветливо шумело у негостеприимного, поросшего густой травой, берега. Море успокаивалось. Но небо так же низко и хмуро висело над головами. Жаркий воздух гудел и колыхался в звоне неугомонных цикад. Душный аромат луговых цветов слегка пьянил, путая мысли. Шмель в низком гудении пронес мимо свое тяжелое мохнатое брюхо, сел на цветок. Тонкий стебель не выдержал веса и шмеля и подломился. Шмель упал, повозился в траве, выполз на более надежную опору и снялся в воздух с еще более низким гудением. И полетел прочь. Все, как завороженные, проводили его увесистый полет задумчивым взглядом.
Ойнопия - остров не очень большой. Лесов здесь нет, гор - тоже. Спрятаться, собственно, негде.
И Протей недвусмысленно, в принципе, им объяснил. На южном побережье острова есть место, где много, очень много пещер. С моря к ним подступа нет, слишком много под водой скал, слишком сильный прибой. Да и посуху туда не так-то легко попасть. И жители трех местных селений там не бывают. Боятся. Спуски там очень крутые, легко свернуть шею по неосторожности. Пещеры эти Протей и назвал лабиринтом.
После короткого спора, как им все-таки лучше пойти - напрямик через остров, или по побережью - решили.
Пошли напрямик.
Сперва молчали. Каждый думал о своём.
Геракл раздраженно думал о том, что никто, кроме него, похоже, совершенно не задумывается о том, насколько серьезна ситуация. Что, пока он с ума сходит от беспокойства и из кожи вон лезет, что бы сделать хоть что-то, его друзья явно развлекаются и особо не беспокоятся ни о чем. Свалили все на него одного! Уж кто - кто, а Иолай мог бы проявить хоть какую-то заинтересованность в исходе их предприятия. Тем более, кто во всем виноват? Иолай! И как всегда, заметьте! Только его это почему-то нисколько не смущает. Никогда!
Геракл сердито покосился на Иолая. Тот полностью был поглощен какими-то своими мыслями, но вовсе не раскаяньем, поглядывал на хмурое душное небо и фыркал, сдувая с носа растрепанные пряди своих неприлично отросших волос.
Чем больше Иолай фыркал, тем больше раздражался Геракл.
- Иолай! Прекрати плеваться! Зарос, как бандит с большой дороги. Дороги не видишь! Стричься уже пора.
- Нет.
- Да.
- Нет.
- Тогда подвяжи их. Ты ничего толком не видишь. Можешь просто завязать себе глаза и дать себя зарезать. Это всем сэкономит время... Иолай!... Возьми эту веревку и просто свяжи их.
- Я буду похож на женщину. А я не хочу быть похожим на женщину!
- Вовсе нет!
- Вовсе да!
- Ты не будешь похож на женщину... А... Ладно. Тогда остриги.
- И кто стричь будет?
- Я.
- Ты?! Опять?!! Этим своим острым ножиком? Да когда я в прошлый раз появился у вас дома, я же до смерти Алкмену перепугал! Хорошо, что ты следом шел.
- Дааа... Ну и ничего не случилось.
- Угу. Ничего. Она потом несколько дней меня пытала, кто так пожевал мою голову. Потому что поверить, что это со мной сделал ты, она отказывалась категорически! Она тогда сказала, что даже по отношению к смертельному врагу это было бы слишком жестоко!
- Подумаешь, слегка неровно. Опыта маловато. Мама, как всегда, преувеличивает.
- Слегка неровно!? Слегка неровно!!!? Это ты всегда преуменьшаешь! Да... а я... а... там есть волосы, там нет! Это, по-твоему - слегка неровно!!!?? Совесть твоя где? Где, я спрашиваю!
- Иолай, ты снова драматизируешь! Да ты свою-то совесть хоть раз искал? Так попробуй. Если найдешь, я поцелую Геру!
- Я!? Я драматизирую? Ификл, ну ты ему скажи!
Ификл неопределенно пожал плечами. Встревать, когда эти двое выясняют отношения, Ификл не собирался. Хотя... он в тот раз хохотал до икоты, когда увидел Иолая. А потом с неделю прятался от Иолая по всему дворцу, потому что его пробирал почти истерический хохот, когда он видел Иолая, который действительно выглядел так, словно его долго долго жевали, а потом плюнули, так и не прожевав. А Иолай очень сильно обижался. Очень. Так - что, насмеявшись в первый раз от души, Ификл посмотрел на побелевшие губы Иолая и понял - еще раз засмеется, получит в глаз. Как минимум. А так как не смеяться было невозможно...
- А ты Протея попроси, он лучше сделает! - предложил Геракл и расхохотался.
- И попрошу. И пусть тебе будет стыдно, что рядом с тобой пугало! Впрочем, тебе как раз не стыдно. А я всем аэдам навру, что Гера опять лишила тебя разума, и со мной это сделал ты! Особенно жестоким способом. С истязаниями и издевательством. Думаешь, я не помню? Не ты ли грозился - тупым ножичком обрею?!
- Иолай, ты неподобающе обнаглел!
- А ты зануда!
- Вы слышали? Тунеядец!
- Зато ты работяга. Задарма! Мне уже от твоей порядочности скулы сводит! Потому что потом, кроме твоей бескорыстности, жрать больше нечего.
- А ты только брюхом и думаешь. Тебя же не прокормить!
- Меня не прокормить? Я маленький, мне мало надо.
- Да в тебя влезает в два раза больше, чем в меня! Куда только помещается?
- Ах, тебе жалко? Жмот!
- Дармоед.
- Сквалыга.
- Я?!.. Стяжатель!
- Зато ты добренький! Губошлеп.
- Трепло.
- А я с тобой не разговариваю!
- Зевс! Счастье-то какое!
И друзья разошлись по разные стороны. Ификл с Автоликом молча переглянулись, и Автолик пожал плечами.
- Друзья, это люди, которые хорошо вас знают, но тем не менее любят. Не помню, кто сказал, но это определенно про вас! - сообщил Ификл. - Эй, вы совсем разума лишились? Или вас Эрида за уши дергает?
Ификл и сам не знал, до какой степени он был прав.
...Остальной путь проделали в полном молчании. Геракл уже начал сожалеть о той вспышке непонятного для него самого раздражения, тем более, что в какой-то мере, сказанное Иолаем - правда. К тому же, он чувствовал, что ему сильно не хватает беспечной болтовни его невысокого друга. Привык, надо же! Правду говорят: красноречивый спутник в пути - половина дороги. Тем более, что Ификл и Автолик тоже молчали, и это угнетало еще больше. Самому разговор начать, что ли?
Иолая же тяготил сам факт его молчания. Язык чесался рассказать что-нибудь забавное, а не мять угрюмо траву под ногами. Не стоило быть таким резким с Гераклом, да и он, Иолай, не везде был прав. Правду говорят: держи язык в узде, потому как дурак кажется умнее, пока молчит. Вот и Ификл молчит. И Автолик молчит. И ты Иолайчик, молчи, вдруг за умного сойдешь. Ведь сколько раз уже зарекался!
Время стремительно просачивалась сквозь пальцы Зевса. Убегало время. Летело опрометью.
А куда торопилось?
Однако осознание этого также торопило, подгоняло, требовало немедленных действий. Геракл и Иолай посмотрели друг на друга и протянули руки. Как люди, умеющие легко понимать друг друга, долго злиться они не умели. Тем более, без всякого повода.
Невидимая Эрида злобно фыркнула. Подумаешь. Скоро она раскидает эту компанию подальше друг от друга. И что тогда у них получится?
Потому что, Геракл должен найти Эгину сам, один. Так хочет Арес. Так хочет Гера. Да ну ее, Геру, стерву холодную. А вот Арес...Ирида сладко повела плечами. Вот ради него она постарается.
Впереди вновь растилась бескрайняя гладь моря. Теперь уже совершенно спокойного, обманчиво ленивого, синего и мирного. Внизу просматривалось каменистое дно. Вода была такой прозрачной, что видны были даже самые мелкие камешки, стайка рыбок, водоросли и медузы.
Склон был крутой и отвесный. Где-то там, внизу, у самой воды, находились входы в те самые пещеры, о которых сказал Протей. И теперь вставал вопрос, как они туда спустятся. Веревка у них была. Не было только общего мнения, как они это сделают.
- Лучше всего спуститься мне, - заявил Автолик, и не без оснований так считать, добавил. - У меня опыта больше, все-таки, сколько раз мне приходилось спускаться по стенам и оградам, лазать по деревьям, когда мне приходилось срочно покидать свое последнее место промысла!
- Ага, сматывался с наворованным, - уточнил Иолай.
- Я сам, - хмуро заявил Геракл. - У меня сил больше, чем у вас всех, вместе взятых. И потом, я могу стоять внизу и, если кто сорвется, я поймаю.
Все выразительно посмотрели на Иолая. Тот уже открыл рот, чтобы ответить, но тут вспомнил, что хотел казаться умным и смолчал.
- Разумно, - согласился Ификл. - Тем более, вдруг там внизу есть нечто... ну тварь какая? Вы думаете, Зевс оставил это место неохраняемым?
- Тогда спустим Автолика. Даже если его попытаются съесть, то шлем обязательно поперек глотки встанет!
- Иолай, - спокойно сказал Геракл, разматывая веревку. - Я подумал. Первым я спущу тебя. Если что - кричи.
- Вот здорово! Вы слышали? Кричи! Ха. Пока я буду кричать, меня обглодают! - Иолай деловито обматывал веревку вокруг талии, тщательно завязал, проверил узел. Заглянул за край обрыва, пожал плечами. - И вот так всегда! Можно подумать, меня спросили, хочу ли я? Можно подумать, это хоть кого-то волнует! Зачем?...
Небо дрогнуло. Всколыхнулось небо тяжелыми душными облаками, едва не пролившимися упругими наливными слезами дождя. Словно вновь Атлант потряс своими титановыми плечами край неба, к которому навечно приросли руки небодержателя.
Дрогнула земля. Крупная дрожь покатилась по гладким лугам, полным трав, густого благоуханья и звоном душного полуденного воздуха. Заходила ходуном мать-Гея, уходя из-под ног, обрываясь бездной.
Открывая лазурь накатывающих волн, зелень замшелых камней, о которые разбивалась прибрежная волна. О которые разбивалось все живое.
Автолик ощутил, как теряет всякую опору под ногами, неловко махнул руками, рухнув вниз, в пустоту. Он даже не успел зажмуриться, только подумал, если упадет в воду, то, может, и выплывет... Нет, лучше в камень. И лучше головой. Если шлем не выдержит, то его смерть будет полностью на совести Гефеста. Правда, вряд ли Гефест огорчиться. Остается надеяться, что хотя бы Гермес постарается его огорчить как можно сильнее.
И тут все его мысли погасли.
Иолая удержала веревка.
И хотя Геракл больше ее не держал, веревка надежно зацепилась за что-то, а Иолай надежно зацепился за выступ в скале.
Растерянно посмотрел вверх.
Потом вниз. И едва удержался, чтоб с досадой не развести руками.
- Ну, вот. Как всегда! Опять все смылись, а я один за всех отдувайся?! Красотища!!!!
* * *
COMAE STETERUNT
ВОЛОСЫ ВСТАЛИ
А те из нас, кто выживет, расскажут потом, как было весело!
Ах, ты, зараза! Вот так отвлекся, утешая себя любимого, и чуть не загремел вниз. Осторожнее надо быть, и вниз лучше не смотреть!
Иолай почти добрался до ближайшей дыры в скале. Спускаться было сложно - после обвала стена стала практически гладкой, и потому спуск занял невозможно много времени и сил. Иолай понимал, что время уходит, но торопиться - означало свернуть шею. Что вовсе не порадует самого Иолая, и уж тем более, Геракла.
О своих друзьях Иолай не беспокоился. Они не свалились в воду. Они просто исчезли. Значит, боги вмешались. Так чего с ними станет? Зевс позаботиться. Про браслет он ведь пока не знает? Или, считается, что не знает? Иолай был уверен, что Зевс знает все и про всех, просто ему удобно делать вид, что он не знает ничего. Ну в точности, как Геракл! Ну, а Геракл не позволит, чтобы что-то случилось с Ификлом и Автоликом. Хотя, насчет последнего Иолай сомневался. Впрочем, пусть о нем Гермес волнуется.
Так что, лучше всего пока позаботиться о самом себе. Тому же Гераклу забот меньше будет!
Через какое-то время Иолай оказался перед темным и узким отверстием - входом в одну из многочисленных пещер. Вход был, как уже говорилось, тесным, узким, темным, неприветливым и оттуда, из тьмы, дохнуло сыростью и холодом. Ну, вот. Так всегда! Раз ему непременно надо лезть куда-то, так это, можно даже и не сомневаться, будет самое неприятное, холодное и мерзкое место во всей Элладе! Иолай зло плюнул и полез. А что еще делать?
Не было там ничего. Ни чудищ свирепых, ни ям хитроумных. Даже летучих мышей, и тех не было. Слишком низко вход, слишком близко море. Одна темень непроглядная уже шагов через шесть, да тишина, нарушаемая лишь редким стуком сорвавшейся капли, да едва слышным дыханием самого Иолая. Правда, когда свод стал значительно ниже, и Иолаю пришлось ползти на четвереньках, дыхание стало шумным, а звуков ощутимо добавилось. Например, громких внятных ругательств и заверений. Кого и в чем Иолай заверял? Зевс знает... И Иолай надеялся, что Зевсу не понравится.
Потолок стал еще ниже. На какой-то миг Иолаю показалось, что он застрял. Над ним гора, под ним - гора. Посередке он, Иолай, во тьме, среди влажного камня...Ори, хоть лопни! Так и загнется Иолай через долгое долгое время, потому что в этой тьме и тишине ползти это время будет, как черепаха, которая мир держит. Сердце в груди заколотилось так, что, думалось, вот-вот наружу выпрыгнет. Иолай дернулся, выгнулся и прямо-таки ввинтился в узкий лаз. И шумно выпал в пустоту.
Ему казалось, падал он очень долго. На самом деле, полет был короток и стремителен. И каменный пол впечатался в Иолая зубодробительной реальностью.
Иолай тихонько втянул в себя воздух, пошевелился. А ничего, руки-ноги двигаются, и неплохо, надо сказать. Жаль только, темень такая, что ничего не видно. Дальше-то куда?
Иолай принялся ощупывать стены, стараясь сохранить в себе жалкие остатки спокойствия и самоуверенности.
Чтоб Аида Цербер за одно место покусал! Тьфу ты, помянул не к месту и не ко времени! Ощущение, что кто-то стоит за спиной и смотрит, волоски на шее шевелятся, словно от чьего-то холодного дыхания позади. И не увидишь ничего, только на ощущения да на чувства одна надежда. А от этих ощущений не просто оторопь берет, страшно так, что хочется бросить все и побежать. Без оглядки. Подвывая! Куда угодно!
Нельзя.
Иолай ступал мягко и осторожно. Конечно, нащупывать приходилось каждый шаг: в такой тьме недолго кувыркнуться, и хорошо, если мягко приземлишься. А кто знает, есть ли тут трещины, обрывы да ямы, да какой глубины, и кто поручиться, что лететь не до самого Аида придется? То-то он, Аид, обрадуется! Иолай старался идти вдоль стены. Так, по крайней мере, он знал, что не будет делать бесполезные круги. Он прислушивался изо всех сил, до звона в ушах, но не слышал ничего, кроме своего почти бесшумного дыхания, и легкого шороха мелких камней под ногами, когда он делал очередной шаг. И все же... Все же! Иолай мог поклясться чем угодно, включая воды Стикса, что кто-то продолжает смотреть на него. И мало того, Иолай был уверен, что этот кто-то хорошо его видит. Иолай напряг память, чтобы вспомнить пророчество.
Возможно, это тот самый Зверь, который не тронет. Ага, не тронет! Как же! Лапами может трогать и не будет, сразу заглотает, чего зря сантименты разводить? Иолай закрыл глаза, перевел дух. Итак, начнем с начала, и с хорошего. Зверь жрать не должен, он должен отвечать на вопросы. И все.
Хорошо, почему ему тогда ТАК страшно?
Ладно, может, жрать он действительно не собирается. А вдруг чего похуже удумает? Знаем мы их любимые развлечения. Вон, Прокруст, этот точно неплохо развлекался. Пока не нарвался. И что? Этот Зверь, небось, за так тоже ничего не скажет. Начнет загадки загадывать, вроде того, отгадаешь - отвечу, не отгадаешь - сожру. Тьфу ты! И что ему в голову только про это мысли и лезут. Ну не будет Зверь его жрать, раз Протей сказал. Не будет! А то!... А что - а то? Гераклу нажалуюсь! Вот!
Нечто осторожно, едва осязаемо коснулось плеча. Иолай подавил панический порыв взвизгнуть и отскочил в сторону, разворачиваясь. Впрочем, последнее было лишним - он по-прежнему ничего не видел.
Он молчал, задержав дыхание, и ловил каждый звук. Вот! Камешек, кем-то задетый, постукивая, откатился в сторону. И что это было?!
- Откуда ты здесь, земное дитя?
Голос тихий, глубокий, темный, как мрак, что окружал Иолая.
Иолай подумал, что еще никогда он не был так близок к позорной смерти от ужаса, но все же попытался ответить достойно, ровно и без заиканий.
- Оттуда.
- Ага, - удовлетворился голос. - Тебя-то за что?
- За что? Кто? - любопытство, как всегда, перевесило - вот ведь голос, разговаривает, ничего такого больше не делает. - Я сам.
- И с какой такой радости? - очень сильно заинтересовался голос.
- Протей послал, - охотно поделился Иолай. Потом подумал, что зря он ляпнул о Протее, мало ли кто спрашивает, а Зевс потом за это Протею по ушам навешает, как недавно Иолай Креонту.
- Да-а-а-а... Послал, так послал... добросовестно. Далеко и надолго. Отсюда, мальчик, так просто не уходят.
Иолай вдруг совершенно успокоился, пожал философски плечами. Чего-то подобного он и ожидал. Спрашивается, а когда это у них хоть что-то получалось легко и просто?
- Кто твой отец, дитя Геи? - участливо спросил голос. - Кто из этих небесный кобелей лишил тебя радости обычной жизни?
Иолай оторопел. Небесные кобели? Это он про богов? Про Олимпийцев, пресветлых, вседержавных, могучих, непрощающих и так далее? Аэды в очередной раз удавятся за такой эпитет!
- Во мне нет крови богов, - сообщил Иолай, и подумал, а вот будь он на самом деле племянником Геракла... как-никак, в предках Ификла дважды текла кровь Зевса, так что... Иолай помотал головой. Вот ведь пакость всякая в голову лезет... - Мой отец - обычный человек. И мать тоже.
- Правда? - непонятно почему восхитился невидимый собеседник. Нет, если бы Иолай был потомком Олимпийцев, то тогда, конечно, было бы чем восхищаться, а так... А может, это потому радуется, что детей богов ему есть нельзя, а обычных можно? Их на Гее и так хоть завались, одним больше, одним меньше!
Иолай ощутил легкое прохладное движение воздуха.
- Правда. Ты обычный. Куда Зевс глядел!?
У Иолая чесался язык, сказать, куда в последнее время чаще всего глядит Зевс, но он вовремя вспомнил, как утром ему отчаянно хотелось казаться умным, и он решил, что теперь для этого самое время.
- Впрочем, он всегда больше заглядывал под чужие подолы женских туник, вместо того, чтобы хоть как-то отдрессировать свой зверинец на Олимпе...
Иолай фыркнул. Очень точно замечено!
- Ладно, пойдем, мальчик, я провожу тебя. Ты в лабиринте, сам не найдешь дороги. Зато ты можешь открыть эту Дверь, и мы уйдем вместе. Или не сможешь - тогда я буду здесь вечно. А вот решу, и тебя тоже оставлю. Здесь, навечно. Все не один.. А пока возьми это...
Вот обрадовал, так обрадовал! В такой дыре, неизвестно с кем, да еще навечно! Ну, вечность Иолаю не грозит, а у Аида после такой жизни вообще лучше, чем на Олимпе покажется! Тем не менее, руку протянул.
Иолай ощутил под ладонью отполированное теплое дерево. Обычная длинная палка.
Он крепко сжал ее пальцами и они пошли. Вопросы все время вертелись на языке у Иолая, но он никак не мог решить, стоят ли они того, чтобы идти на риск разозлить его невидимого спутника, который сам разговора больше не начинал, и никак себя не проявлял, не считая того, что палка настойчиво тащила за собой. И все таки не утерпел. Задал один вопрос. Тот, который беспокоил его более всех.
- А это ТА САМАЯ Дверь?
Ему не ответили.
Ну и ладно.
Ну и не надо. Скоро и так все узнаем.
* * *
INEST ET FORMICAE PRURITUS
И У МУРАВЬЯ БЫВАЕТ ЗУД
Почему моим мыслям так тесно?
Почему?
А, знаю, это шлем узкий, мысли в шлем не вмещаются, пытаются наружу вылезти.
Ага, как же! Сидите там, где сидели, в моей голове, и копошитесь там на здоровье. А то, если вы наружу вылезете, то мне точно быть битым. Потому что за такие мысли только бьют. И бьют больно и долго. Цыц, говорю вам! Тихо!
И до чего же надоело это постоянное ощущение, что по моему лицу ползают колонии блох, время от времени устраивая битвы то за подбородок, то за губу. Ведь мерзко, и щекотно и чешется дико! Вам бы так, небось не ржали бы, как кентавр при виде породистой кобылы!
Сижу я, значит, на коврике камышовом, вокруг - вещиц всяких! Глаза разбегаются! Одна другой лучше, красивше и дороже, и на столиках, и на полу, и в нишах на стене, прямо бери - не хочу! А я хочу, даже очень хочу. Но нельзя. Помню, что мне хромая божественная сволочь Гефест пообещал.
О, Гермес, папа мой! Ну хоть по рукам себя бей! Си-и-и-ил нет никаки-и-и-их! Люди! Помогите! Ворую-ю-ю-ю!
Хвала себе, удержался.
Только непонятно, куда это я попал?
Вот и на что это похоже?
Вопрос, конечно занимательный. И занимает он меня сильно, хотелось бы знать, с кем придется иметь дело.
Итак, на что это похоже?
В первую очередь, на чье-то жилье. Роскошное, богатое, обставленное с любовью к удобствам и полным отсутствием чувства меры и чувства цвета. Конечно, очень интересно, из каких краев привезли такие яркие, насыщенные цветом ткани, потому что ни в Элладе, и нигде на побережье такие краски не удавались до сих пор никому. До этого момента я не подозревал, что в мире вообще есть такие цвета. Глазки вышибало с первого взгляда. Напрочь.
Проморгавшись, я прикрыл глаза ладонью и постарался думать медленно и разборчиво.
Не получалось.
Поэтому понять, как можно здесь жить и не ослепнуть уже на второй день, я не могу, хотя стараюсь. В тоже время, присутствия чего-либо человеческого, обычного, уютного и знакомого тоже не наблюдается.
Значит, боги.
Следующий вопрос.
Кто?
У большинства небожителей достаточно чувства меры, чтобы...
- А по-моему, очень мило, - заявил мелодичный женский голос за спиной Геракла. - Вы, люди, так ограниченны.
Похоже, я думал вслух.
Я медленно вдохнул, так же медленно выдохнул, и только тогда обернулся.
Темноволосая высокая богиня стояла передо мной. То, что это богиня, я не сомневался. Слишком высока, слишком красива. Ее окружает сияние ее бессмертной сущности. Иногда отец приходил ко мне вот такой - величественный Гермий-психопомп.
- Я - Эрида.
Понятно. Следовало бы догадаться, глядя на это гнездо раздора и хаоса.
- Эрида? Тогда неудивительно, что даже цветы на покрывалах вот-вот подерутся. Что тебе от меня надо?
- Шлем мне понравился. Вот такой же хочу. А Гефест сказал, что он один единственный. И снять его можно в двух случаях - или ты сам его снимешь, знаешь, мол, способ. Или я его могу снять. С мертвого этот шлем совсем легко снимается. Сам.
- Ты посмотри на меня! Оживший кошмар. Ты в самом деле хочешь быть такой? Хочешь, улыбнусь? Тебе понравиться.
Ирида улыбнулась и развела руками.
- Время от времени. Некоторых это очень возбуждает...
Вот, приплыли! Некоторых видите ли, возбуждает! А меня вот нет! Нет, чего эта дура удумала! А я? А как же я? Я жить еще хочу! Я молодой, привлекательный, умный! Мне папа дар бесценный оставил - любой узел распутать, любой запор открыть! Мне еще воровать и воровать! Я обхватил шлем руками.
- Не хотел ведь ехать! Не хоте-е-е-ел!
Ну, Гефест! Ну, удружил!
- Ладно. ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ?
- Сказала уже - шлем. Да, ладно, тебя убивать хочу не особо, потом с Гермесом отношения выяснять... Говори, как шлем снять и убирайся, - досадливо пожала плечами раздраженная богиня. - У меня нет на тебя времени. Если бы не Лукавый, я бы вообще с тобой не разговаривала - прибила бы, да и всех дел.
- А вот Эгина ребеночка родит, и снимется шлем. А Гефест не говорил, что он сам мог бы шлем снять? Прямо сейчас. И убивать меня не надо, и с папой ссориться, и ждать тоже не надо, - обиженно спросил Автолик.
- Не говорил, - приподняла бровь Эрида. - А он может?.. Ах, вот как. Ладно, с Гефеста что-то требовать, все равно что головой об Олимп стучаться. Этот хмырь колченогий нас не любит. Ладно, я подожду. Но учти, с одним условием - ты кое-что передашь Гераклу. Ты понял меня? Так вот и передай - Иолая я изолировала, никакой человек, даже если он полный кретин, не откажется оттого, что ему предложили. А то Гера разоралась: "Убить мелкого выскочку!" А толку? Зато теперь вряд ли он захочет вернуться. Вы ему уже не интересны. Вот это и скажешь, слово в слово. А я Илифию попрошу, она роды на денек ускорит... Спущу на Геракла Аресову бабу. Гераклу будет не до вас. А уж как озвереет наш Эгидодержавный! Браслет все еще у Иолая, и хотя убить его Зевс уже не сможет, зато отдаст ему вечность в Тартаре, с павшими титанами за компанию! Получается лучше, чем Гера предполагала. Итак, кто теперь самый умный?
Любопытно, что хотела сказать Эрида, когда говорила, что Иолай получил что-то, о чем смертный может только мечтать? И почему это Иолай? Могли бы и мне предложить. Уж наверняка получше этого шлема. Почему так - самое лучше, и всегда кому-то?! Но что же ему дали? Такое, что он возвращаться не собирается?
Это Иолай не вернется? И пропустит самое интересное? Вот уж во что я никогда не поверю!
- Э-э-э... А что...
- Ты еще здесь? Вон отсюда!! Во-о-он!!
* * *
ITA CREDE AMICO, NE SIT INIMICO LOCUS
ДОВЕРЯЙ ДРУГУ ТАК, ЧТОБЫ ОН НЕ СДЕЛАЛСЯ ПОХОЖ НА ВРАГА
Пряный запах травы слегка кружил голову.
Прохладный ветерок трогал лица невесомыми прикосновениями.
Гелиос направлял свою огненную упряжку домой. Усталые крылатые лошади уже не сияли, причиняя глазам боль, так, алели, как угли в гаснущем костре - еще раскаленные, но уже догорающие
Геракл встал на четвереньки, помотал головой. Понятное дело, прояснению мысли такой способ никак не способствовал. Зато способствовал избавиться от легкого и неприятного оцепенения, владевшего его телом.
Ификл и Автолик пока просто валялись на траве и симулировали беспамятство. А Иолая не было.
Нет, а чего, собственно, он, Геракл, хотел?
Наверняка, Иолай остался на том обрыве. Если бы Иолай упал с обрыва вместе с ними, то он наблюдался бы здесь, рядом с братом и с Автоликом. В крайнем случае, где-нибудь поблизости.
Но Иолая поблизости не было.
Следовательно, он не упал. Ну и хвала Зевсу, пусть тогда займется чем-нибудь полезным. Хотя бы тем, за чем, собственно, они туда и поперлись.
Геракл понимал, что его логическое умозаключение, мягко говоря, утрированно, однако, другое ни в какую не предполагалось и Геракл решил остановиться на этом. А Гера? А что Гера? Не надо валить на несчастную женщину больше, чем она того на самом деле заслуживает. Если это происшествие и ее рук дело, то доставать она сейчас начнет его, Геракла. А Иолай обычно просто попадает под раздачу попутно с ним, Гераклом. Нет, он не просто попадает под раздачу, он туда всегда намеренно лезет! Так что это даже к лучшему, что его тут нет.
И вот назовите хоть один способ доказать Иолаю, что где-то что-то может случиться без его неоценимого присутствия, без Иолаевого! Он, Геракл, за это вам мешок золота отсыплет! Большой мешок, между прочим!
Тут Геракл широко улыбнулся. Хороший все-таки, у него друг.
Ификл сел, тоже помотал головой.
Геракл улыбнулся еще шире. Брат у него тоже хороший.
- Автолик! - Ификл от души тряхнул Автолика, категорически не соглашаясь с тем, что Автолик мог и не симулировать. - Автолик! Похоже, он здорово приложился головой. Если бы не его шлем... Я бы на его месте принес Гефесту хорошую жертву!
- Ага. Я ему принесу, - грустно пообещал Автолик, отрывая глаза. - Это ж такое привиделось! Представляете... А, пустое. Все равно лишь привиделось. А чего это вы скучные такие?
- Мы Эгину нашли, - сумрачно ответил Геракл. - Дом видишь? Это ее дом, наверняка.
- Так хорошо! - удивился Автолик. - В чем дело-то?
- Но браслет не нашелся, - пояснил Ификл. - А Иолай потерялся.
- Ага, тогда понятно. И что?
- Ничего. У нас есть еще в запасе весь завтрашний день. Подождем до утра. Или Иолай нас здесь найдет, и мы идем к Эгине. Или мы идем к Эгине без Иолая. Там мне придется объясняться с папой. Может, Зевс нас испепелит не сразу, а сперва выслушает... - ответил Геракл и стал обстоятельно обустраивать их временную стоянку. - Похоже, в этот раз Гера, как никогда, близка к цели. Если, конечно, Иолай не нашел браслет.
- У нас еще сутки, Геракл.
- Сутки... Я знаю. Я думаю, что сначала стоит увидеться с Эгиной. Хуже все равно уже не будет. Заодно дадим время Иолаю. Возможно, он успеет появиться. Тем более, солнце село, и отдых нужен всем нам.
Автолик же подумал, что, возможно, ему не просто привиделось то, что он видел и слышал, но говорить Гераклу, что Иолай, возможно, и не планирует их искать, Автолик не собирался.
И, возможно, к лучшему, чтобы оно так и было.
Жить, знаете ли, очень хочется.