Трус! Выскочив в коридор, Сэм почувствовал угрызения совести. Это ты во всем виноват! – кричал голос в его голове. – Это ты с ним сделал! Ты и твой эгоизм! Это ты потащил его в самую чащу канадского леса! Ты не смог собрать достаточно сведений! Ты не послушал его, когда Дин сказал, что ему здесь не нравится. Ты не смог вытащить его из леса вовремя. И именно ты придумал затянуть его ногу этим дурацким ремнем. ТЫ! Это все твоя ошибка, Сэм! ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ!
Как пьяный, Сэм шел по коридору, не разбирая дороги, натыкаясь на врачей, пациентов и посетителей и врезаясь во все, что попадалось ему на пути. Он не видел удивленных взглядов людей. Не слышал их слов. Он задыхался, грудь горела огнем, а сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Наконец он наткнулся на двери лифта. Вслепую Сэм нашарил кнопку вызова и надавил на нее. Звякнули, открываясь, двери. Сэм ввалился в лифт и сполз на пол, привалившись всем телом к холодной стене. Кто-то подхватил его за подмышки, чей-то голос звал его по имени, но Сэм ничего не видел и не слышал.
Прошло несколько минут, прежде чем утих шум в ушах, яркие огни перед глазами перестали вращаться с сумасшедшей скоростью, и он узнал взволнованный женский голос.
– Сэм, сладкий, посмотри на меня, – Миссури ласково отбросила с его лба прядь волос. – Прошу тебя.
Часто моргая от яркого, слепящего света, Сэм застонал и постарался сосредоточиться на склонившемся над ним лице Миссури.
Судя по всему, они находились в движущемся лифте, но Сэм даже не потрудился оглядеться вокруг.
– Ты вернулся? - улыбнулась Миссури, поняв, что Сэм видит ее. – Сесть сможешь?
Он кивнул. С помощью Миссури ему удалось сесть и привалиться к стене. Осмотревшись, Сэм понял, что в лифте, кроме него и Миссури, находятся еще мужчина в инвалидной коляске и женщина средних лет, которые из последних сил стараются сделать вид, что им не интересно, что же происходит за их спинами.
– Господи, мальчик, ты сорвал шов.
Сэм скосил глаза и увидел, что его больничная рубашка залита кровью.
– Я на что-то наткнулся… или на кого-то, – прошептал он. – Сколько я…
– Недолго, – Миссури погладила его по плечу. – Хочешь пойти куда-нибудь и поговорить? Давай спустимся в кафетерий.
Сэм задумался.
– Да, – кивнул он, наконец. – Да, это было бы здорово.
Одной рукой держась за стену, другой опираясь на руку Миссури, он с трудом поднялся. Миссури нажала кнопку нужного этажа, лифт остановился, и она повела его в небольшой кафетерий, расположенный на втором этаже больницы.
– Что ты будешь пить? Кофе? Воду?
– Кофе.
Усадив Сэма за самый дальний столик, она исчезла и вскоре вернулась с двумя чашками сладкого кофе со сливками. Усевшись напротив Сэма, Миссури накрыла его руку своей мягкой теплой ладонью.
– Поговори со мной, малыш, – тихо попросила она.
«Я бросил его, Миссури! Я бросил его и убежал! Моего родного брата! Как я мог так поступить с ним?!»
По щекам Сэма потекли слезы, и он неожиданно рассказал ей все.
 
Ххххххххххххххххх
 
Сэм никогда никому не открывал своего сердца. Ну… никому, кроме Дина. Даже его родной отец ничего не знал о мыслях и сомнениях, терзающих младшего сына. Но Дин не мог взять на себя бремя, свалившееся на плечи младшего брата. И, как бы он ни хотел в этом признаваться, Сэм оказался слишком слаб, чтобы поднять такой груз самостоятельно. А Миссури была рядом. Понимающая. Сочувствующая. Домашняя. А Сэм был так слаб.
И к тому моменту, когда рассказ был закончен, он плакал, как мальчишка, уткнувшись в широкое плечо чернокожей женщины.
 
Он рассказал ей все: как уговорил Дина отправиться на охоту, несмотря на все возражения, как проигнорировал предупреждения. Рассказал, что это была именно его идея - наложить ремень на ногу брата. Рассказал, как пообещал, что брат будет в безопасности, а сам не смог справиться со зверем. Сказал, что именно его ошибка заставила тяжело раненного Дина ползти по грязи и заботиться о ранах младшего, вместо того чтобы отдыхать в палатке. Но главное, он рассказал Миссури о том, что произошло в палате. О том, что теперь он сомневается в собственных силах.
– Меня чуть не вырвало, – шептал Сэм, закрыв лицо ладонями. – Она размотала бинты и там… я не смог… Я не смог вынести этого зрелища, Миссури. Это я виноват в том, что произошло, и я не знаю, что мне теперь делать.
– Прежде всего, перестать обвинять себя в том, что произошло с Дином, – твердо произнесла экстрасенс. – Потом принять то, что ты все-таки человек. Твоя реакция в палате – лишнее тому подтверждение. И не думай, что ты первый человек на земле, который не смог вынести страданий любимого человека.
– Но это Дин.
Миссури грустно улыбнулась.
– Именно поэтому ты отреагировал подобным образом. Это Дин. Ты любишь его. И он любит тебя. Такая любовь не дается просто так. Он простит тебя, как только простит себя.
Сэм вздрогнул и уставился на Миссури красными, опухшими от слез глазами.
– О чем ты говоришь?
– Ты же знаешь своего брата гораздо лучше меня. Ты убежал и, могу поспорить, он считает это только своей ошибкой. Он считает себя причиной твоего страха. Каждый раз, когда что-то происходит с тобой, Дин находит причину обвинять в этом себя.
Сэм впитывал каждое слово, постепенно понимая, что Миссури права, и фрагменты прошлой жизни всплывали у него в голове в подтверждение ее слов.
– Когда ты уехал в колледж, он винил себя в том, что слишком рьяно подталкивал тебя к учебе. Когда вы с отцом спорили, он считал себя виноватым в том, что поощрял тебя отстаивать собственное мнение. Он не видел то хорошее, что делал для тебя. Он не понимает, что вина, которую он постоянно испытывает, фактически должна быть гордостью за то, что ты стал тем человеком, которым стал.
До боли прикусив нижнюю губу, Сэм во все глаза смотрел на Миссури, обдумывая ее слова. Миссури удалось в нескольких фразах выразить то, что он пытался понять в течение многих лет. Она сделала все очень простым и понятным. Но Сэм не собирался сдаваться так просто.
– Но Дин никогда не поступил бы так, окажись он на моем месте.
Миссури сердито тряхнула головой.
– Ты понятия не имеешь, как поступил бы на твоем месте Дин. Но одно я знаю точно – твой брат посвятил свою жизнь твоей защите, и независимо от того, как больно тебе видеть его страдания, если бы это случилось с тобой, Дин умер бы. Внутри. Он был бы уверен, что подвел тебя. Возможно, он бы и не выбежал из палаты, но он закрылся бы от мира и от себя. А это в сто раз хуже чем то, что случилось с ним. Так что благодари небо за то, что это не ты сейчас лежишь на той кровати.
У Сэма не нашлось аргументов, чтобы возразить Миссури.
– Я не знаю, что мне делать, – прошептал он, потрясенный ее словами. – Я не могу видеть его в таком состоянии и не иметь возможности ему помочь.
Оглушающий визг разрезал воздух, когда Миссури пододвинула стул поближе к Сэму и крепко обняла его за плечи.
– Ты поможешь ему, если будешь рядом. Нельзя оставлять его один на один с бедой. Сэм, в таких делах нет единой схемы. У него будут хорошие дни, но сначала много, много плохих. И ты должен быть рядом в любой момент. И если тебе понадобится оставить его, ты должен сделать это так, чтобы он не подумал, что это из-за него. Не дай ему подумать, что ты сомневаешься, неуверен, растерян. Если он решит, что ты просто жалеешь его, то попытается оттолкнуть тебя, думая, что таким образом защищает. Думай, как он. Чувствуй, как он. Будь рядом. Больше всего он сейчас нуждается в этом.
Сэм кивнул. Он вытер слезы и уставился на лежащую на столике ложку так, словно она была самым необычным в мире предметом.
– Ты права, – в конце концов пробормотал он. – Я только не знаю, справлюсь ли.
– Ты не один, Сэм. У тебя есть я. И есть Бобби. Можешь мне поверить.
И Сэм поверил.
 
 
 
Прошла неделя с того дня, как Сэм выбежал из палаты. Всю эту неделю Дин не разговаривал с ним. Он вообще ни с кем не разговаривал. Он не смотрел на людей, не отвечал на их вопросы, не реагировал на раздражители. Врачи называли это «бодрствующей комой». Дин был в сознании, но его разум был полностью закрыт от внешнего мира. Когда вся жизнь вышла из-под контроля, это осталось единственным, чем Дин еще мог управлять.
 
Когда после разговора в кафетерии Сэм и Миссури вернулись в палату, Дин спал. Бобби вскочил со стула, на котором дремал, поздоровался с Миссури и помог уложить Сэма в постель. Он сразу заметил красные опухшие глаза молодого человека, но не сказал ни слова.
– Он в порядке? – прошептал Сэм, пытаясь разглядеть лицо спящего брата.
– Насколько это возможно, – ответил Бобби.
Он не знал, что точно тут произошло, медсестра дала ему минимум информации. Она сказала, что Сэм почувствовал себя неважно и ему срочно понадобилось выйти. В этот момент она меняла капельницу, поэтому сказала это очень тихо, чтобы не услышал Дин. Потом она ввела Дину обезболивающее, погладила его плечу и упорхнула.
В глазах Дина стояли слезы, но он быстро вытер их, закрыл глаза и отвернулся, как только Бобби присел рядом. Вскоре он уснул.
Как только Сэм устроился в постели, вошла другая медсестра и протянула ему горсть таблеток. Она стояла над ним, пока он глотал лекарство, а потом так же молча ушла.
Прошло несколько минут, и Сэм тоже погрузился в сон.
 
Убедившись, что оба мальчика уснули, Бобби и Миссури вышли в коридор. Им нужно было многое обсудить. Миссури рассказала Бобби о разговоре в кафетерии, опустив кое-какие подробности, а Бобби пересказал ей разговор братьев, когда Дин очнулся. Они обсудили все произошедшее и сошлись на том, что пора сдержать обещание, данное каждым из них Джону Винчестеру. Когда они пообещали, что не бросят его мальчиков, если с ним что-то случится. К тому моменту, когда они закончили, у них был определенный план действий, хотя бы до того момента, пока Дина не выпишут из больницы. Но они все еще не имели понятия, как склеить разбившиеся отношения между братьями.
 
Начиная с этого дня, Дин стал плохо спать. Он тяжело дышал, метался в постели, что-то шептал. В конце концов Сэм, когда был больше не в силах это выносить, стал садиться к нему на кровать и класть руку ему на грудь. Этот контакт успокаивал Дина, и пару часов он спал спокойно. Но когда просыпался, его глаза по-прежнему смотрели в одну точку, и он по-прежнему не замечал сидящего рядом брата. Сэм пересаживался на стул и стискивал ладонями руку Дина. Тот не отстранялся, но и не отвечал на прикосновение. Сэм не мог винить его за безразличие. Он ненавидел себя за слабость, которую проявил в самый тяжелый для брата момент, и теперь готов был положить свою жизнь, чтобы только вымолить у него прощение.
Дин не ел сам и не ел, когда его пытались кормить с ложки. Через два дня доктор Херли пригрозил, что засунет ему через нос в желудок трубку и будет кормить таким образом. К ужасу Сэма, угроза не возымела никакого действия, упрямец даже не отреагировал на нее. Поэтому на третий день в палате появилась команда хирургов, и вскоре в желудке Дина стоял зонд, через который пять раз в день медсестры вводили детское питание. Дин не реагировал и только закрывал глаза во время неприятной процедуры.
Также на третий день к Дину был вызван психиатр. Толстый лысеющий мужчина в круглых очках, красном вязаном свитере, желтом галстуке и мятых штанах просидел возле Дина десять минут, поставил диагноз: глубокая депрессия и выписал кучу антидепрессантов.
Против лекарств Сэм активно возражал.
– Если бы вам отрезали ногу, вы тоже были бы не в настроении! – орал он на врача.
Наконец ему удалось убедить доктора в том, что Дину нужно дать еще немного времени. Сэм слишком хорошо знал, как действуют антидепрессанты. Меньше всего Дин сейчас нуждался в том, чтобы его превращали в зомби. Его нынешнее состояние, по крайней мере, было его собственным выбором. Он привык воевать с больным Дином, со скандалом впихивая в него обезболивающее, зная, что потом брат будет благодарить его. Так, он надеялся, будет и в этот раз.
 
 
Через четыре дня после того, как Дин пришел в себя, Сэма выписали из больницы. Он с радостью поменял опостылевшую больничную одежду на привычные джинсы и футболку и перебрался из удобной больничной кровати в потертое кресло, достаточно большое, чтобы вместить в себя его длинное тело. Он почти не выходил из палаты, за исключением тех моментов, когда ему нужно было в туалет и, еще реже, в кафетерий за кофе. Бобби и Миссури требовали, чтобы он отправлялся в гостиницу и выспался, но Сэм не слушал их. Он больше не намеревался оставлять Дина.
Наблюдая, как медсестры ухаживают за раной, Сэм знал, что никогда полностью не свыкнется с видом искалеченной ноги брата, но он научился бороться с тошнотой и страхом настолько, что попросил научить его, как обрабатывать культю самостоятельно. На пятый день он уже сам мог позаботиться о своем брате.
Вечером шестого дня Сэм отправился в кафетерий, но в коридоре неожиданно увидел доктора Херли и психиатра. Двух услышанных слов было достаточно, чтобы понять, что они говорят о Дине. Сэм спрятался за стеллажом и весь обратился в слух.
– Думаю, нам надо перевести мистера Винчестера в отделение психиатрии, – заявил доктор Претенциозность. – Я видел достаточно случаев депрессии и могу сказать, что этот - один из самых сложных. За шесть дней он не произнес ни единого слова, даже не пошевелился. Такое ощущение, что перед нами только пустое тело.
Доктор Херли задумчиво потер подбородок.
– Его брату это не понравится.
– Со всем уважением, – в голоса психиатра зазвучал сарказм. – У его брата нет приставки Доктор Медицины перед фамилией. И он не знает, что будет лучше для пациента.
Сэм не стал ждать продолжения и со всех ног бросился обратно в палату.
– Дин! Парень! Время шуток кончилось. Они собираются запереть тебя в психушке. И я ничего не смогу сделать. Меня просто не станут спрашивать, Дин! Прямо сейчас они обсуждают, как лучше перепрыгнуть через мою голову! Ты же понимаешь, что это не выход для тебя! Дин, приди в себя немедленно!
Дин не шевелясь смотрел в одну точку на стене.
– Это наказание, да? – в отчаянии выкрикнул Сэм. – Ты наказываешь меня за то, что я сбежал и бросил тебя? Мне жаль, Дин! Мне так жаль! Ты даже не представляешь, чтобы я отдал за то, чтобы этого не случилось. Я клянусь, Дин! Но я не могу ничего вернуть! Ты должен простить меня, пожалуйста!
Молчание.
– Дин, прошу тебя, – Сэм вышагивал взад-вперед по палате, ероша свои и без того растрепанные волосы. – Я не знаю, что еще можно сделать. Я знаю, что прошу слишком многого, но ты нужен мне. Ты нужен мне, чтобы сказать, что мне делать! Я не могу без тебя, Дин! Я эгоист? А знаешь что? Мне плевать! Если для того, чтобы вернуть тебя, нужно быть эгоистом, я стану им! Я стану таким эгоистом, что ты пожалеешь, что остался жить! Ты нужен мне, Дин. Это твоя работа, быть моим старшим братом. Я не собираюсь делать ее за тебя. Я хочу помочь тебе, Дин, но ты должен сказать мне, что я должен делать!
Не помня себя, Сэм подскочил к постели брата, схватил его за плечи и тряхнул что было сил.
– Дин! ПРОШУ ТЕБЯ! – слезы сами собой потекли из его глаз. – Это уже не смешно! Ты должен вернуться ко мне.
Единственной реакцией, которой он добился, стало медленное моргание ресниц. Сэм вздохнул и выпустил брата. Полностью опустошенный, он рухнул на стул возле кровати и уронил голову на живот Дина.
Сэму было все равно, причинил ли он брату боль, потому что, если эта боль поможет вывести Дина из транса, он готов повторить.
 
Ххххххх
 
В течение многих дней он чувствовал себя так, словно тонул, погружаясь все глубже и глубже в темные воды океана. Сначала он наслаждался ощущением покоя и защиты, которую даровала ему вода, не обращая внимания на царящую вокруг него суматоху, пока однажды отчаянный крик Сэма не пробился сквозь толщу воды и не вытолкнул его на поверхность. Сэм был в беде. Чтобы ни случилось, Сэм – его младший брат, и ничто это не изменит.
Голова Сэма ударила его по животу, словно мяч во время футбольного матча. Он резко выдохнул от неожиданности и боли, но Сэм, погруженный в свои невеселые мысли, пропустил это. Его щека прижималась к больничной рубашке, пальцы переплелись с пальцами Дина.
Усилие, понадобившееся для того, чтобы прорваться сквозь толщу воды, вконец измотало Дина, и прежде чем открыть глаза, он погрузился в живительный сон.
Час спустя, проснувшись, он обнаружил Сэма все в том же положении. Единственным отличием было то, что рубашка Дина насквозь промокла от слез младшего брата. Дин осторожно пошевелил рукой, выбрался из-под пальцев Сэма и в свою очередь накрыл его руку своей.
– Сэмми…
Сэм дернулся, тихо зашипел от боли, потревожив еще не зажившее плечо, и уставился на брата широко раскрытыми глазами, словно боясь поверить увиденному.
– Дин?
– Да, Сэмми. Я здесь, – его голос звучал хрипло и чуть слышно.
– Сэм, – машинально поправил младший и расплылся в счастливой улыбке.
– Это все, что ты хочешь мне сказать? – Дин слабо улыбнулся в ответ.
Сэм внезапно посерьезнел. Всю неделю он провел, болтая без умолку, пока брат лежал в коме. И теперь Дин спрашивает, есть ли у него что сказать.
– Сэм?
И тут Сэма прорвало.
– Черт тебя побери, Дин! Я всю неделю пытался поговорить с тобой! Где, мать твою, ты был?
Дин пожал плечами.
– Я… я не знаю. Думаю, мне нужно было время, чтобы прийти в себя.
Сэм остыл и смущенно кашлянул.
– Кстати… о времени… то, что я сделал…
– Ты сделал то, что должен был, – перебил брата Дин.
– Я не имел на это права. Я не должен был орать на тебя.
– Заткнись, Сэм! – Дин был не в состоянии выслушивать очередную порцию самобичевания. Сэм имел удивительную способность переводить на себя все стрелки и извиняться за все на свете.
– Я пытаюсь извиниться, – рявкнул Сэм.
– Тогда извинись и закончим на этом, – вяло огрызнулся Дин, уже жалея, что оставил свой безопасный мир.
Сэм дернулся, как от удара.
– Мне жаль, – неожиданно коротко сказал он, опустив глаза и с большим интересом разглядывая линолеум на полу.
– Извинения приняты, – бесцветным голосом проговорил Дин, словно он делал это не от души, а только чтобы брат от него отвязался.
В палате воцарилась тишина. Снова. Оглушающая, гнетущая, вязкая, кричащая тишина.
Текли минуты, братья не шевелились, каждый найдя себе объект для пристального изучения и сосредоточившись на нем.
– И что теперь? – Дин не выдержал первым. Он ненавидел тишину. Тишина и Дин были несовместимы.
Может быть, именно поэтому Сэм так неуютно чувствовал себя всю последнюю неделю. Он просто не знал, чем заполнить эту тишину. Сейчас Дин тоже этого не знал. Он даже не смог придумать ни одного едкого или саркастического замечания. Сарказм стал для него своего рода второй натурой, клеем, которым он склеивал трещины на сердце. Он никогда не мог открыто говорить о своих чувствах, как это делал Сэм. Сарказм помогал ему сказать «мне плохо, и я не знаю, что с этим делать», но сейчас Дин не находил слов даже для этого.
И это пугало.
– А? – Сэм оторвался от созерцания пятнышка на полу и ошарашенно уставился на брата.
– Я спросил, что теперь мы будем делать?
Сэм помолчал. А потом неожиданно улыбнулся.
– Ну… во-первых, мы можем сказать, чтобы этот доктор-психиатр-всезнайка засунул свои антидепрессанты и свою психушку туда, где не светит солнце.
Дин ухмыльнулся и тронул торчащий из ноздри зонд.
– Это тоже его лап дело?
– Нет. Это доктор Херли. Ты не ел и… он должен был что-то сделать.
Дин кивнул с пониманием, а потом медленно опустил глаза.
– …Там… тоже?
– Ты был почти в отключке, парень. Мы не могли позволить тебе лежать в мокрой постели.
– И что мне нужно сделать, чтобы избавиться от этого дерьма? Знаешь, парню надо сохранить хотя бы остатки достоинства?
Сэм снова расплылся в улыбке, но неожиданно посерьезнел, не зная, как реагировать. Он не мог поверить в то, что Дин вот так просто очнулся, полностью смирившись с неизбежным. Сэм понимал, что самое тяжелое еще впереди.
– Я могу поискать твоего врача.
Доктор Херли, казалось, ни капельки не удивился, когда обнаружил своего молодого пациента не только в полном сознании, но и активно общающегося с братом. Гораздо больше его удивил Сэм, который заявил, что «не допустит больше никаких договоров за его спиной насчет выкидывания Дина в психо-мусорное ведро!»
Сэма выпроводили из палаты, чтобы без помех освободить Дина от мешающих ему катетеров, и он отправился на поиски Бобби и Миссури. Он знал, что им нужно поговорить, но прошло уже пять часов, и Сэм начал волноваться. Они не отвечали на звонки, и Сэму пришлось оставить сообщения о том, что Дин очнулся, и братья ждут их в больнице. А потом он поспешил обратно к Дину.
После ухода медиков в палате наступила неловкая тишина. Сэм не знал, вызвана она смущением Дина или тем, что они оба не знали, с чего начать.
И снова Дин первым нарушил тишину.
Голос его был настолько тих, что у Сэма замерло сердце. Начало разговора оказалось не из лучших.
– Значит, ее действительно нет.
Сэм уставился на собственные руки и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.
– Нет…
– Вот так просто. Один неверный шаг, и для меня все кончено.
– Я думаю, что капкан стоял там не случайно. Он был проклят.
Дин горько усмехнулся.
– Думаешь, мне полегчает?
– Н-нет, – Сэм мысленно выругал себя, не стоит пинать уже упавшего человека. – Прости, я просто хотел…
– Заткнись. Ты ничего не можешь мне сказать. И ничего не можешь изменить. Поэтому просто заткнись. Пожалуйста.
– Что мне делать?
«Ты можешь заткнуться и просто посидеть здесь со мной».
– Я сказал тебе, Сэм, ты ничего не можешь сделать. Просто оставь меня в покое!
«Нет, Сэмми, нет. Только не оставляй меня одного».
Сэм словно услышал невысказанные слова Дина.
– Я не сделаю это, братишка. Один раз я уже свалял дурака и бросил тебя. Больше этого не случится.
– Как знаешь.
«Слава Богу. Сейчас я не перенесу одиночества!»
Дин повернул к себе прикрепленный к кровати столик, взял дистанционное управление и включил маленький телевизор. Сейчас ему нужен был хоть какой-то звук, чтобы заглушить голоса в его голове, постоянно напоминающие ему, что теперь он – инвалид.
Сэм открыл рот, чтобы возразить или обозвать Дина каким-нибудь обидным прозвищем, как делал всегда, но лишь тяжело выдохнул и промолчал. Он опустился на стул, привалившись боком к подушке Дина, и уставился в мерцающий экран телевизора. Дин не хотел признаваться, но сейчас ему просто необходимо было чувствовать близость брата, и Сэм был счастлив дать ему это.
 
К тому моменту, когда Бобби и Миссури добрались до больницы, наступил вечер. В палате был полумрак, и от этого она казалась холодной и тоскливой. Дин капризничал. Это случалось и раньше, например, когда он проклинал «ту дрянь, которую в больнице пытались выдавать за еду», но сейчас все было не в пример хуже.
Когда обоим братьям надоел телевизор, Сэм предложил сыграть в покер. И сейчас он сидел напротив хмурого Дина, имея на руках флеш-рояль и мысленно проклинал свое везение. Этой ночью удача отвернулась от его брата. Выигрывая третий раз подряд, Сэм понимал, что этим Дина не развеселишь. В любой другой день он бы радовался, отпускал кучу шуточек по поводу изменчивости фортуны, но сейчас Дин был не в состоянии радоваться удаче младшего. Даже если они играли на ватные шарики и салфетки.
Увидев Бобби и Миссури, Сэм облегченно вздохнул и быстро смешал карты, чтобы Дин не успел увидеть его выигрышную комбинацию.
– Дин, милый, я так рада, что ты решил к нам вернуться, – Миссури стремительно подошла к Дину и поцеловала его в лоб, прежде чем он сумел отвернуться. – Мы очень по тебе соскучились. А Сэм чуть с ума не сошел.
Сэм почувствовал, что краснеет, и повернулся к двери, чтобы скрыть неловкость. В дверях он увидел очень серьезного Бобби, который, поймав взгляд молодого человека, знаком дал понять, что им нужно поговорить.
– Дин, я…мм… я только быстро сбегаю за кофе. Ты побудешь с Миссури?
Дин взглянул на брата, потом перевел взгляд на Бобби, снова на Сэма и кивнул. Младший брат никогда не умел врать и, видимо, никогда уже не научится. Дин сразу понял, что Сэм не до конца честен с ним, это же подтвердил мрачный взгляд старого охотника. Но он решил разобраться с этим потом. Сэм сам все расскажет, когда будет готов.
– Принеси и мне чашечку, – попросил Дин.
Бобби повернулся и так стремительно выскочил из палаты, что Сэму пришлось броситься бегом, чтобы догнать его. Только очутившись на полдороге к лифту, будучи уверенным, что Дин не сможет услышать их, Бобби заговорил.
– Я не знаю, на что вы, парни, там охотились, но эта штука не мертва.
Сэм замер как вкопанный, а потом снова бросился следом за Бобби.
– Как ты узнал? – спросил он, затаив дыхание.
– Мы с Миссури услышали в утренних новостях. Еще двое туристов были найдены мертвыми. Сказали, что их… растоптали. А еще были раны от чего-то огромного и тупого. Что-то вроде оленьего рога или чего-то подобного. Туристы погибли два дня назад.
– Ты думаешь, это наше существо? – Сэм уже знал ответ, но хотел услышать это от Бобби.
– Думаю, да. Он изменил форму, но, думаю, это то же самое существо, с которым вы сражались. Только теперь это другое животное. Возможно, лось.
– Поэтому вы сегодня приехали так поздно?
Бобби кивнул.
– Мы ездили в штаб рейнджеров. Пытались заставить их закрыть эту часть леса для туристов.
– И?
– И это не сработало. Они сказали, что не могут закрыть такую огромную часть леса. Они могут только предупредить туристов, что там опасно.
– Значит, люди будут погибать, а они просто смотреть? – возмутился Сэм.
– Я задал им тот же вопрос, – Бобби перешел на шепот, надеясь, что Сэм сделает то же самое. – Рейнджеры сказали, что они сделают все, чтобы донести до туристов, насколько опасно в той части леса. Но они не могут обмотать желтой лентой 20 квадратных миль.
– Значит, мы должны вернуться туда и остановить существо прежде, чем кто-нибудь еще погибнет. Я только скажу Дину и… Вот черт! Дин! – Сэм схватил старика за руку. – Бобби! Он ничего не должен знать.
Охотник кивнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, но бессвязные слова сыпались из Сэма, словно горошины из перезревшего стручка.
– Если он узнает, что эта штука еще там, он обязательно захочет пойти в лес… Но он же не может. То есть, сейчас не может… Может быть, когда-нибудь он…Я не хочу, чтобы он… - Сэм сделал паузу и глубоко вдохнул, приводя мысли в порядок. – Дин знает, что его жизнь изменилась, но все происходит очень быстро. Он должен понимать, что теперь не сможет охотиться, значит, нам нужно каким-то образом объяснить мое отсутствие. Мы должны что-то придумать, чтобы он поверил.
Бобби с улыбкой смотрел на тараторящего Сэма, зная, что его насмешка задевает молодого друга. Он терпеливо ждал, когда иссякнет поток слов, и, когда Сэм выдохся, заговорил тихо и спокойно.
– Думаю, тебе следует немного притормозить. Мы не можем идти туда без должной подготовки. Мы даже не знаем, с чем имеем дело.
Слова Бобби ударили Сэма, как кулак опытного боксера. Сам того не подозревая, он почти дословно повторил слова Дина, сказанные им перед той злополучной охотой. Сэм корил себя за это каждую минуту, Бобби и Миссури устали его убеждать, что не все на свете его ошибка. И вот сейчас слова Бобби подтвердили - он был опрометчив, небрежен. Виновен.
Не замечая того эффекта, который произвели его слова, Бобби прошел через кафетерий прямо к кофейным автоматам.
– Ты сказал, что что-то нашел в лесу. Какой-то мешочек. Где он?
– Что? – Сэм словно не понимал, что охотник разговаривает с ним.
– Кожаный мешочек, – терпеливо повторил Бобби. – Где он?
Они наполнили три пластиковых стаканчика, по одному для себя и один для Дина, Сэм еще добавил сливки с сахаром, и они уселись за самый дальний столик.
– Думаю, он все еще в моем рюкзаке. Я рассматривал его перед самым нападением, так что, может быть, он остался валяться на полу в палатке. В тот момент не он занимал мои мысли.
– Его нужно найти, – не замечая сарказма в голосе Сэма, серьезно сказал Бобби. – Ваши вещи в палате, а палатка валяется в моем грузовичке. Если не найдешь в рюкзаке, я проверю палатку.
– И что потом?
– Попытаемся понять, что внутри и кто это туда положил. Может быть, Миссури сможет нам что-нибудь рассказать.
– Но ты согласен, что Дин ничего не должен знать? – Сэм открывал и закрывал крышку стаканчика, так и не сделав ни одного глотка.
– Обещаю. И Миссури ничего ему не скажет. Именно поэтому я вытащил тебя из палаты. Дин ничего не узнает, пока ты сам не захочешь ему рассказать.
– Спасибо. Нам пора возвращаться. Дин начнет что-то подозревать, если мы задержимся.
Обратно заговорщики возвращались в полной тишине, прихлебывая горячий кофе. Сэм нажал кнопку восьмого этажа и вдруг опустил взгляд на свои ноги. Две здоровые ноги. Сэм немедленно снова почувствовал себя виноватым: это не Дин должен сейчас лежать на той кровати и жалеть о потере конечности. Это он, Сэм, должен лежать там. Дин вообще не хотел идти на эту охоту. Он не хотел идти пешком, не хотел разбивать лагерь и ночевать на холодной, твердой земле. Он злился, что у них мало информации, что они не знают, с чем имеют дело и как убить эту проклятую штуку. А Сэм безрассудно рисковал двумя жизнями, потому что «ему показалось, что это правильно». И Дин заплатил высокую цену. Не Сэм, который заслужил это, но Дин.
– Я клянусь, что он справится, – Бобби легонько ткнул Сэма в здоровое плечо.
Сэм покачал головой. Как Бобби узнал, о чем он сейчас думает?
– Не сегодня и не завтра, но Дин поймет, что жизнь не кончена. Рана еще слишком свежа, дай ему время. Все устроится.
Чувствуя руку Бобби на своем плече, Сэм наслаждался контактом. Он не мог заставить себя до конца поверить словам старого охотника, но это все, что у него сейчас было. Вера Бобби, уверенность Миссури – это был его единственный путь к выживанию, и Сэм собирался вцепиться в него со всей своей силой и держаться так крепко, как только сможет. Потому что понимал, стоит ему разжать руки, как он утонет.
 
Хххххххххххххххх
 
Сэм испытал огромное облегчение, когда, вернувшись в палату, обнаружил, что Дин спит. Это означало меньше вопросов, меньше лжи и больше времени на раздумья.
Перетряхнув рюкзак. Сэм не обнаружил мешочка. Оставалось надеяться, что он остался валяться в палатке. Бобби кивнул и отправился на больничную стоянку к своему пикапу. Через полчаса он вернулся, неся мешочек и лэптоп Сэма.
Трое заговорщиков собрались вокруг находки и принялись изучать ее самым внимательным образом.
Закрыв глаза, Миссури перебирала содержимое мешочка, что-то бормоча себе под нос, и наконец объявила:
– Оно очень старое. И очень мощное. Его создал какой-то могущественный шаман или вождь, посвященный в древние таинства, – она извлекла крохотную кость и показала ее остальным. – Это принадлежало человеку. Не тому, кто собирал мешочек, но она связана с ним. Скорее всего, она принадлежала духу, с которым вы столкнулись.
Сэм во все глаза смотрел на чернокожую женщину. Раньше у него не было повода сомневаться в ее словах, но теперь все было как-то странно.
– Дух? Ты уверена? Но он был вполне материален. Я дрался с ним, касался его. А он касался меня.
– Это волшебство, более мощное, чем обычное заклятье. Вы с таким еще не сталкивались. Индейцы могли сотворить такое, чего ни вам, ни мне не дано понять.
– Но он не превращался в человека. Сначала это был медведь, потом волк. Теперь, Бобби говорит, он превратился в лося.
Миссури пожала плечами.
– Я уже сказала, Сэм. Ни вы, ни я не в силах понять это колдовство. Индейцы поклонялись разным богам, многие из которых имели форму животных. Я могу только сказать, что чувствую древнюю силу. Если хочешь узнать больше, тебе придется поискать ответы самому.
Сэм так и сделал.
Пока Дин спал, он устроился в кресле с лэптопом. Миссури, выспавшаяся накануне, сидела на стуле возле кровати Дина, а Бобби отправился в гостиницу, отсыпаться. Сэм отказался пойти с ним, объясняя это тем, что пока Дин спит, у него есть несколько относительно тихих часов, чтобы заняться исследованиями.
 
Поиски в Интернете не принесли ощутимых результатов. Сэм не смог понять, с чем они имеют дело и как с этим справиться, но ему удалось кое-что выяснить о том, откуда это существо могло взяться.
Раньше эти леса населяли племена Алконгинов. Они были прекрасными охотниками, но в конце 18 века в эти края пришли англичане, и индейцы были вытеснены со своей территории. Под маской оказания помощи англичане взяли под свой контроль продажу шкур, а потом и вовсе уговорили индейцев раскрыть им секреты своей удачной охоты. Все меньше и меньше животных оставалось в лесу, индейцы начали голодать, они теряли свои навыки и свои земли. То и дело вспыхивали бунты. Индейцев, отказавшихся покидать свои территории, стали безжалостно истреблять. А потом начались странные убийства. Одно из племен, отказавшееся покинуть священное для них место, было уничтожено. Вскоре все солдаты, участвовавшие в истреблении, подверглись нападению какого-то дикого животного. Это продолжалось снова и снова. Англичане становились жертвами нападений животных, но среди индейцев не было ни единой жертвы.
Сэм подумал, что именно тогда и возникло проклятье. Единственное, чего он не смог понять, так это почему после стольких лет тишины дух снова вернулся. Несколько часов копаний в Интернете ни к чему не привели, и Сэм оказался в тупике.
Взглянув на часы, Сэм с удивлением увидел, что просидел за компьютером почти пять часов и уже два часа ночи. За это время Дин ни разу не пошевелился, и Сэм тихо поблагодарил изобретателя болеутоляющих. Миссури крепко спала, сидя на одном из неудобных больничных стульев, и Сэм не рискнул ее разбудить, чтобы поделиться своими открытиями. Тем более, что об этом следовало узнать и Бобби. Поэтому ему ничего не оставалось, как попытаться уснуть.
Сэм подставил стул вплотную к кровати Дина, стянул ботинки и попытался свернуться так, как только позволял его высокий рост. Вскоре он уже спал, уронив голову на подушку рядом с головой брата.
 
 
Спустя час Сэм был безжалостно вырван из глубокого сна резким толчком. Он вскочил и не сразу понял, где находится.
Дин сидел в кровати, хватая ртом воздух, и пот крупными каплями катился по его бледному как полотно лицу.
Сэм бросился к брату и обхватил его обеими руками, одновременно пытаясь понять причину такого пробуждения. Руки Дина лихорадочно шарили по тому месту, где должна была быть его левая нога, а с губ срывался мучительный, прерывистый шепот.
– Я чувствую ее, я чувствую ее, я чувствую ее…
Миссури тоже разбудил шум. Вскочив со стула, она подошла к постели и остановилась, не зная, чем помочь. К счастью для нее, Дин был слишком заперт в собственной боли, чтобы обратить внимание на полный сочувствия и жалости взгляд женщины.
– Дин? Дин, в чем дело? Что с тобой? – Сэм прижимал брата к своей груди, напряженно заглядывая ему в глаза.
– Больно, Сэм. Так больно, – стонал Дин, зарываясь лицом в футболку Сэма.
– Где? Где больно?
– Почему я ее чувствую? Почему она болит? – голос Дина сорвался на крик.
– ДИН! – Сэм схватил голову брата за подбородок и повернул к себе. – Дин, поговори со мной! Где болит?
Дину понадобилось несколько минут, чтобы сосредоточиться на лице брата, затем он мотнул головой, вырываясь из его пальцев, и уставился на то место, где должна была быть его нога.
– Иисус, Сэм! Нога горит огнем! Моя чертова нога. ПОЧЕМУ ОНА БОЛИТ?
– Нога? – Сэм непонимающе моргнул. – Но, Дин…
– Я знаю. Знаю, Сэм. Это похоже на безумие, но я чувствую ее. И это не галлюцинация. Я чувствую ее всю. Как тогда, когда ты вытаскивал ее из капкана. Больно. Очень больно! – Дин замолчал и снова уткнулся лицом в плечо брата, всхлипывая и дрожа всем телом.
– Шшш, Дин, все хорошо, – Сэм нежно покачивал брата в своих объятьях. – Я тебе верю.
Поверх головы Дина он поймал взгляд Миссури. Она все поняла и поспешила за помощью.
Спустя несколько минут она вернулась в сопровождении молодого доктора, по всей вероятности, ординатора, дежурившего в эту ночь. При всем своем недовольстве Миссури понимала, что доктора Херли не будет до утра, а Дин не мог столько ждать.
Ординатор едва ли был старше Дина, но он уверенно подошел к постели и тихо представился.
– Меня зовут доктор Толка. Что у вас случилось?
Сэм рассказал, что Дин проснулся, почувствовав боль в ампутированной ноге. И хотя его все еще мучили сомнения, Сэм должен был показать брату, что верит ему.
Объяснения врача не принесли облегчения ни одному из братьев. Доктор назвал эту боль «фантомной» и сказал, что такое случается и надо быть к этому готовыми. А Сэм мечтал добраться до оружия и всадить в то место, где должна была быть нога Дина, хороший заряд каменной соли.
Но увы, здесь не было ничего сверхъестественного. И все, что мог сделать Сэм, это сидеть и обнимать брата, помогая ему пережить этот ужас. Беззащитный, растерянный, напуганный Дин пугал Сэма. Он не знал, как вести себя с ним. Он не знал, как его успокоить, чем ему помочь. Никогда раньше он не видел брата таким.
В крови Дина было слишком много препаратов, чтобы дать ему еще обезболивающего. Рана была еще слишком свежей, чтобы массировать ее, поэтому доктор распорядился принести электрогрелку и приложить к культе. Это было единственное, что сейчас можно было сделать. Это, и дурацкое предложение, чтобы Дин выбросил из головы боль и постарался успокоиться и уснуть.
После ухода врача в палате несколько минут стояла тишина. Дин тихо стонал сквозь зубы и стискивал руку Сэма. Сэм и Миссури молчали, ожидая, когда тепло сделает свое дело. Каждый раз, когда боль снова накатывала, Дин вцеплялся в руку брата, Сэм невольно вздрагивал и думал, что это несправедливо. Его собственные раны заживают хорошо, и он сможет вернуться к работе, а Дин вынужден будет жить со своим увечьем всю жизнь.
Наконец боль ослабла, превратившись в унылую пульсацию, Дин смог откинуться на подушки и перевести дыхание. Сэм выдохнул, неожиданно для себя, засунул руку под футболку и сильно провел рукой по едва поджившей ране на груди, словно наказывая себя.
– Черт… Боль была настолько реальной, Сэмми, – пробормотал наконец Дин.
Его руки нервно теребили край одеяла, словно он не знал, куда их теперь девать, когда прошла необходимость цепляться за брата. Он взъерошил свои волосы, потом провел пальцами по трубкам капельницы и снова принялся комкать пододеяльник.
– Я знаю, Дин.
– Прежде чем открыть глаза… я был почти уверен, что моя нога на месте. Я думал… я думал…
– Что ты думал?
Дин отвернулся от брата и сердито зажмурился, пытаясь сдержать слезы. Он лежал молча и думал, хочет ли он говорить с Сэмом? Готов ли он?
Он хотел сказать: «Я думал, что сейчас проснусь и моя нога будет на месте. Ты пришил ее, и мы сможем продолжать жить дальше».
Он снова повернул голову, взглянул на брата и вдруг…
– Господи…Сэм. Я не хочу так жить! Я не смогу…
Сэм не находил слов, чтобы успокоить брата. Он уже пытался, но обычные слова, которые говорят в таких случаях, не действовали на Дина.
«С тобой все будет хорошо» - это вряд ли.
«Скоро будет легче» - тоже вряд ли.
Эта была неизведанная территория для обоих братьев. Сэм никогда и близко не подходил к ней. Смерть отца стала настоящим потрясением, и Дин много месяцев тащил на себе груз вины. Но в конце концов они примирились с ней, зная, что отец отдал свою жизнь за них.
Они были готовы к смерти. Своей или друг друга. При их работе смерть постоянно была где-то рядом. Но это… когда ты не жив и не мертв. Никто из них даже не задумывался о подобной возможности. И теперь Сэм не знал, как помочь брату.
У него не было ответов. Он не знал, позволит ли протез Дину принимать участив в охоте. И как спросить об этом врача. Сэм не знал, во сколько обойдется протезирование и смогут ли они вообще себе его позволить. Он понятия не имел, сколько понадобится времени, чтобы обучить Дина ходить, если он вообще сможет ходить.
Голос в его голове убеждал: «Мы были на краю и мы выжили. Ни один врач не объяснит, как мы вообще смогли прожить так долго. Значит, была какая-то причина, по которой мы еще не мертвы. И значит, ты будешь жить, Дин. Если ты не хочешь сделать этого для себя, молю, сделай это для меня».
Теперь единственными эмоциями Дина стали гнев и злость. Это было справедливо. Сэму доставалось больше всех, но он покорно принимал удары, словно в этом было его искупление. Если бы он только знал, что Дин выплескивает на брата свою злость только потому, что доверяет ему, знает, что сколько бы дерьма он ни вылил на него, только с Сэмом он будет в полной безопасности.
Дин никому не разрешал дотрагиваться до себя, за исключением Сэма, что доставляло всем кучу проблем. Особенно когда дело касалось области «ниже пояса штанов», а Сэма не оказывалось поблизости.
Однажды Дин самостоятельно решил добраться до ванной комнаты, но потерял равновесие и упал, здорово стукнувшись еще незажившей ногой об пол. В палате в этот момент никого не было, и Дину пришлось позвать на помощь. На его крик прибежала Лили и попыталась поднять его, но пунцовый от стыда Дин наорал на нее и не дал к себе прикоснуться.
– Найди Сэма!
– Сэма здесь нет, Дин, – спокойно объяснила девушка, подкатывая поближе инвалидное кресло и прикидывая, как ловчее усадить в него упрямца. – Кажется, он пошел в отель за вещами. Я могу помочь тебе вернуться в постель.
– Я сказал, найди Сэма! – рявкнул Дин, злясь на весь свет и на себя.
– Дин, Сэм может провозиться достаточно долго, – Лили присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Дином. – Тебе придется ждать.
Дин разозлился еще больше. Он с силой ударил кулаком по кафельному полу, ободрав костяшки пальцев.
– Я. Сказал. Найди. Моего. Гребаного. Брата.
Лили пожала плечами. Ничего страшного не произойдет, если он полежит какое-то время на полу. Хотя в кровати было бы намного удобнее.
– Я попытаюсь, – она поднялась и вышла из ванной.
 
Прошло двадцать минут, прежде чем прибежавший в больницу Сэм нашел Дина сидящим на полу, прислонившегося к унитазу.
– Дин, в чем дело? – спросил он, переводя дыхание.
– Просто помоги мне встать, – прорычал брат, смотря куда-то мимо него.
Сэм аккуратно поднял его и посадил в кресло.
– Какого черта ты отказался от помощи Лили? Дин, ты потащился сюда один? Ты мог еще больше повредить ногу, придурок!
– Нога болит. Мне нужна была твоя помощь, а эта девица не в состоянии поднять даже вазу с цветами, не говоря уже о моей заднице.
– Ты вызвал меня, потому что не доверяешь медсестрам? Дин, это их работа.
– Сэм, если ты не хочешь помогать мне, можешь валить. Иди занимайся тем, что ты считаешь более важным, чем твой родной брат.
Сэм развернул кресло к себе.
– Дин, прости, что меня здесь не было. Я хочу тебе помочь. Я делаю, что могу. Только я не понимаю. Почему…
– Потому что мне нужен ТЫ! Я не хочу видеть жалость в их глазах. Не хочу, чтобы они смотрели на меня, как на несчастного хромого придурка, который по глупости потерял ногу и теперь всю жизнь проведет в инвалидном кресле. Они не нужны мне, Сэм!
Сэм вздохнул, не зная, что сказать. Он увидел, что повязка на культе сдвинулась, и без размышления наклонился, чтобы поправить ее.
– Какого черта ты делаешь? – Дин шлепнул брата по руке. – Отвези меня в кровать и все, можешь проваливать.
Укладывая брата, Сэм лишь кусал губы, чтобы не отвечать на все оскорбления, которыми его осыпал брат. Убедившись, что Дин устроен, он развернулся и выскочил из палаты не прощаясь.
 
Сейчас Дин больше всего походил на бомбу замедленного действия. Он мог лежать и беззаботно болтать о всяких пустяках, или смотреть телевизор, но одна фраза, одно ничего не значащее слово могло вывести его из себя, и он мгновенно закипал. Сэм теперь ежился всякий раз, когда ему приходилось помогать Дину с его «туалетно-ванными» делами или с тем, что касалось раны, потому что это каждый раз выливалось в череду оскорблений и упреков.
Теперь Сэм проводил с братом меньше времени. А Бобби и Миссури вообще заглядывали пару раз. Это было сделано нарочно, потому что чем больше Дин оставался один, тем меньше он ворчал и ругался на своих заботливых сиделок. Поэтому всякий раз, выполнив его просьбу, Сэм старался исчезнуть из палаты, чтобы дать брату время остыть. Все свободное время он посвящал исследованиям, находя в этом успокоение и отдых.
Им запретили появляться в кафетерии после того, как Дин устроил там ужасную сцену.
Все началось как обычно. Дин попросил Сэма отвезти его куда-нибудь, потому что ему «до тошноты надоели эти стены». Сэм решил, что кафетерий – самое подходящее место. Но, как только они оказались в коридоре, Дин немедленно почувствовал себя неловко из-за аккуратно подвернутых на отсутствующей ноге больничных штанов. А как только Сэм вкатил кресло в кафетерий, сразу же убедил себя, что все посетители разглядывают его.
– На что, черт побери, вы уставились? – рявкнул Дин на беременную женщину и двух ее малышей, которые, как ему показалось, рассматривали его прилежней других.
– Ты что, никогда раньше не видел одноногого парня? – огрызнулся он спустя пару минут на какого-то подростка, высматривающего свою девушку.
– Держись от меня подальше! – это уже предназначалось какому-то старичку с палкой, проходившему мимо них с Сэмом.
Сэм тихо шипел на брата и заискивающе улыбался всем, кому тот нагрубил.
 
Но это было лишь началом. Оказавшись за столиком, Дин окончательно озверел. Голоса в его голове твердили, что все посетители кафетерия пришли сюда только для того, чтобы посудачить о нем. И Дин вышел из себя. Не успел Сэм среагировать, как он схватил пластиковый стаканчик с шоколадным пудингом, который стоял перед ним, и швырнул его через весь зал.
Сэм мог только беспомощно наблюдать, как, пролетев над головами посетителей, пудинг вылился прямо на лысую голову больного раком подростка.
Мальчик не видел, откуда произошло нападение. Он вообще сидел спиной к Дину. Красный, как вареный рак, Сэм вскочил на ноги, опрокинув стул, прикидывая, как бы побыстрее и с наименьшими потерями утащить отсюда брата. Но возмущенные крики посетителей дали понять, что так просто они не отделаются. Отругав Дина сквозь зубы и взглядом пообещав, что разберется с ним позже, Сэм поспешил к несчастному, ошарашенному мальчику.
– Простите. Простите, ради Бога.
Сэм схватил салфетку, чтобы вытереть шоколадную массу с головы мальчика, но его мать схватила его за запястье.
– Я сама, – возмущенно проговорила она. – Убирайтесь отсюда.
Продолжая бормотать извинения и сгорая от стыда под десятками негодующих взглядов, Сэм выкатил кресло с Дином из кафетерия.
– Поверить не могу, что ты такое выкинул! – ворчал Сэм, заталкивая кресло обратно в палату.
После этого случая состоялся тяжелый разговор. Бобби, Миссури и Сэм окружили кровать Дина и попытались достучаться до него. Но Дин был слишком погружен в собственный гнев, чтобы воспринять их справедливые упреки. И разговор прервался, так толком и не начавшись.
С этого дня Дин вел себя просто безобразно.
По палате летало все: ваза с цветами была разбита о стену, вода лилась рекой, когда он швырял пластиковые стаканы. Стены не только палаты, но и коридора были заляпаны больничной едой, и персонал замучался отмывать их. То и дело Бобби, Миссури, Сэм или медсестры попадали под брошенные нетвердой рукой импровизированные снаряды.
Наконец Бобби договорился с медсестрами. Дину больше не давали ни ложек, ни вилок, и не больше одного куска еды за один раз. Это была ребячья месть за ребячьи выходки, и Дин от всей души возненавидел такой способ питания. Но ему пришлось пообещать, что едой он больше кидаться не будет.
Врач теперь предпочитал не входить в палату, и Дину пришлось весь свой запас ругательств вылить на несчастного медбрата, пришедшего помочь ему с назначенным комплексом упражнений.
– Я не нуждаюсь в ваших чертовых гимнастиках, – рычал он на тридцатилетнего мексиканца, который после двадцати минут бесплодных уговоров вылетел из палаты, громко хлопнув дверью.
И, словно отомстив за него, не выдержал механизм управления кроватью. Головная часть резко упала назад, и Дин, потеряв равновесие, сильно приложился затылком о кроватную раму.
 
Последней соломинкой стал случай с пятилетней девочкой, которая попалась Дину в коридоре. На невинный вопрос малышки: «Эй, мистел… а что случилось с вашей ногой?», Дин грубо выругался и оттолкнул кроху.
Упав на пол, малышка разрыдалась, и Дин испугался. Но последовавшая за этим реакция Сэма не дала ему возможности даже извиниться.
Младший Винчестер немедленно выпустил ручки кресла и опустился на колени пред плачущей девочкой. Взяв ее на руки, он сурово взглянул на брата и огляделся, не понимая, почему к ней не спешат ее родители.
– Ты в порядке, малышка? – проворковал Сэм, поднимая с пола оброненного девочкой розового пушистого мишку. – Прости его. Он не хотел тебя пугать. Он просто… - он метнул на брата гневный взгляд, – … расстроен.
– Почему? – малышка успокоилась и теперь с любопытством разглядывала сидящего в кресле Дина.
Сэм взглянул на брата, но тот прилежно изучал собственные колени.
– Потому что… - Сэм замялся, тщательно подбирая слова, – он был ранен.
Малышка широко раскрыла глаза и уставилась на Сэма. А потом вдруг кивнула.
– Мой папа тоже был ланен, – заявила она с плохо скрываемой гордостью. – А сейчас он спит и не знает, что ланен. Мама все влемя плачет и говолит, что он никогда не плоснется.
– Это иногда случается. Иногда люди спят, чтобы дать себе время выздороветь. А иногда они просыпаются и становятся очень сердитыми, потому что еще не совсем поправились, – Сэм украдкой взглянул на брата, надеясь, что это простое объяснение проникнет через его толстый череп и достигнет мозга.
– Он тоже спал?
– Спал.
– А где его нога?
– Сэммм! – прорычал Дин, выпрямляясь в кресле.
«Заткнись, Сэм! Это не ее дело! Просто прикуси свой болтливый язык!»
Сэм злился на брата, но сейчас прежде всего нужно было вернуть девочку матери.
– Малышка, меня зовут Сэм. А это мой брат Дин. А как тебя зовут?
– Эмма! – она гордо ткнула себя пальцем в грудь.
– Очень красивое имя, Эмма. Твой папа где-то здесь? На этом этаже?
– Да. Вон там. А мама с ним. Она сказала мне подождать здесь. А куда делась нога твоего блата?
Вот любопытная кукла! Сэм вздохнул и снова посмотрел на Дина, чей взгляд был красноречивей любых слов.
Я думал, он любит детей.
Не было никакой возможности объяснить пятилетнему ребенку, что произошло, да и Дин был бы против этого разговора.
– Знаешь, Эмма, – Сэм поднялся на ноги и осторожно поставил крошку на пол. – Давай вернем тебя маме.
Малышка согласно кивнула, но, пройдя всего лишь пару шагов, снова остановилась и повернулась к Сэма.
– Мой папа упал с лестницы.
– Правда?
– Он удалился головой. И теперь он похож на стлашную живую мумию.
– Черт! Мумий не существует! – рявкнул Дин, которому уже осточертел этот разговор.
Сэм едва сдержался, чтобы не ударить братца.
– Я читала в книжке…
– Слушай, кукла. Идти к своему отцу, сядь рядом с ним и возьми его за руку. И забудь про мумий!
– Дин! – прошипел Сэм.
Жестокий тон, которым были произнесены эти слова, напугал девчушку. Она вырвала руку из ладони Сэма и с громким плачем убежала по коридору к матери.
– Хватит, Дин! Я уже достаточно насмотрелся и наслушался!
Но вместо того, чтобы опустить голову, Дин сидел в кресле, прямой как палка, и с вызовом смотрел на младшего брата.
«Ну давай, Сэмми! Скажи, какой я гад! Скажи, что я недостоин жить!»
Сэм огляделся и понял, что вокруг них собираются люди, привлеченные шумом. Несмотря на бурлившую в нем злость, Сэм все еще слишком уважал брата, чтобы отчитывать его перед толпой, поэтому он втолкнул кресло обратно в палату, закрыл дверь и только тогда позволил себе эмоции.
– Какого черта ты творишь?! Последнее время ты ведешь себя как псих, но это слишком даже для тебя! Что, черт побери, на тебя нашло? Ты больше не мой брат! Я не знаю, кто ты, Дин!
Дин вызывающе задрал подбородок.
– Прости, что не веду себя как маленькая послушная крошка, когда вся моя жизнь летит псу под хвост! Прости, Сэм. В следующий раз я изображу из себя счастливого калеку!
Сэм запихнул руки в карманы джинсов, боясь не совладать с собой.
– Христа ради, Дин. Это была всего лишь маленькая любопытная девочка! Ее отец сейчас лежит в коме, а ты… ты спустил на нее всех собак.
– Думаю, она с этим справится.
– Дин, так не может больше продолжаться. Я знаю, что тебе трудно. Поверь мне, я знаю…
«Ни черта ты не знаешь!»
– … но ты не можешь изливать свою злость на всех, кто попадается тебе на пути…
«Спорим? Попробуй остановить меня»
-… одно дело, когда речь идет обо мне. Я – твой брат, Дин. Я все стерплю. Но это невинные маленькие дети! Что с тобой происходит, Дин? Это совершенно на тебя не похоже!
«А одноногий инвалид в кресле похож на меня? Скажи, что мне делать, Сэм! Дьявол тебя побери, скажи, что мне делать. Потому что я тону и не знаю, как справиться с этим!»
Сэм замолчал, увидев, как наливаются слезами глаза брата, и испугался. Дин никогда в своей жизни столько не плакал.
– Поговори со мной, Дин. Расскажи мне, что с тобой происходит, и мы что-нибудь придумаем.
Сэм и сам готов был разрыдаться, он словно бился головой о каменную стену, пытаясь достучаться до брата, но тот не пускал его.
– Да… твоя жизнь похожа на ад. Но ты не можешь разрушить все вокруг, Дин. Ты не можешь отталкивать людей, которые хотят помочь тебе. Они этого не заслуживают!
– А я? – голос Дина дрогнул. – Я заслуживаю? Я заслужил право потерять ногу? Я заслужил право в четыре года потерять мать? Я заслужил право провести всю свою гребаную жизнь, охотясь на того сукиного сына, который разрушил нашу семью? Черт, Сэм, но я живу с этим, потому что это – моя жизнь. Поэтому прости меня, если я не буду чувствовать себя виноватым за то, что срываюсь на людей, которые понятия не имеют, что это такое – моя жизнь.
 
Сэм был убит, словами, сорвавшимися с губ Дина. Двадцать лет боли и сомнений сейчас выплескивались на него, накрывая с головой. Потеря ноги стала последней точкой в том дерьме, которое Дин называл своей жизнью. С четырех лет он жил жизнью отца и брата, притворяясь, что в порядке. Все так и должно быть. Но это была всего лишь игра.
Сэм знал это, но ему легче было справляться с саркастическим, самонадеянным, нагловатым братом, поэтому он не пытался понять, насколько правдива эта маска. Он даже не пытался понять, как брату удалось сохранить рассудок в том сумасшедшем мире, в котором он жил.
И теперь он искренне сожалел об этом.
Дин скрипел зубами и сжимал подлокотники кресла дрожащими пальцами. Его трясло. От боли. От гнева. От страха.
– Дин… - Сэм опустился на колени возле кресла. – Дин, прости… я… Я понятия не имел… Ты только скажи, что мне сделать!
Сэм ненавидел себя за беспомощность. Будь на его месте Дин, он не стал бы просить. Он знал бы, как поступить. Знал бы, что сказать. Он всегда был защитником, которым Сэму никогда не стать.
Неожиданно Дин поднял глаза и робко улыбнулся сквозь слезы. Улыбка вышла такой юной, такой беззащитной, что у Сэма защемило сердце.
– Просто забери меня отсюда.
 
PS от пересказчика: Огромное спасибо Owlie за неоценимую помощь!!!!
«Вот дерьмо! Он сказал ДА! И какого черта он так сказал? В больнице Дин был бы в безопасности. И не только в безопасности, здесь за ним ухаживали бы как надо!»
Так думал Сэм, подписывая документы. Доктор Херли, казалось, не только не возражал против выписки, но и всеми силами постарался ускорить этот процесс. Было видно, что ему не терпится избавиться от упрямого, раздраженного пациента, терроризирующего своими выходками весь персонал больницы на протяжении более чем недели.
Поняв, что совершил ошибку, Сэм в панике позвонил Бобби и попросил его приехать в больницу вместе с Миссури. Бобби приехал один, что дало Сэму понять – Миссури осталась готовить комнату к возвращению Дина.
Отступать было поздно. Он сказал: «Да», значит, Дин покидает больницу и перебирается к ним в мотель.
Не то чтобы Сэм не хотел забирать Дина домой (если дешевый мотель в центре Торонто можно назвать домом), просто это был неудачный выбор времени. Сэм не представлял, как он объяснит брату их с Бобби завтрашнее отсутствие. Они с Бобби как раз собирались наведаться в лес, и Сэм понимал, что весь гнев Дина обрушится на голову Миссури. Конечно, она прекрасно могла управляться даже с таким упрямым типом, как его братец, просто это было несправедливо. Одного взгляда на лицо Бобби было достаточно, чтобы понять: старого охотника терзают те же сомнения.
 
Но что сделано, то сделано. Все. Конец. Пути назад нет. Дин одет, собран и сгорает от нетерпения покинуть стены «этой тюрьмы», в которой он проторчал почти три недели.
И на губах его играла слабая улыбка, которая и сломила сопротивление Сэма, подписавшего бумаги.
Лили проводила их до машины. Из-за поведения Дина она осталась чуть ли не единственным сотрудником больницы, желающим иметь с ним дело. Она и катила кресло. Сзади пыхтели Сэм и Бобби, нагруженные сумками с вещами, сумками с лекарствами и перевязкой, костылями и рекомендациями по продолжению лечения здесь и дома, когда они туда вернутся.
Лили остановила кресло у машины, и Дин с трудом проглотил подкативший к горлу ком, увидев свою «малышку». Сэм ни за что не пустит его за руль. По крайней мере сейчас. Вообще-то у Импалы была коробка-автомат, и Дин прекрасно бы с ней управился, но он не мог сейчас слышать тон, каким Сэм обязательно скажет «нет». Поэтому он тихо прошептал: «Привет» своей девочке, извинился за то, что бросил ее, и пообещал скоро вернуться.
Бобби укладывал вещи в объемный багажник, пока Лили и Сэм помогали Дину перебраться на переднее пассажирское сиденье. Он категорически отказался от их помощи, но был признателен за протянутые, готовые подхватить его руки, потому что, встав с кресла, он немедленно потерял равновесие, покачнулся и тяжело навалился на теплый бок Импалы. Что, впрочем, не помешало ему бросить на помощников свирепый взгляд и прорычать: «Я в порядке. Отвалите!»
Его злило все: сочувствующий взгляд Сэма, когда он устраивал раненую ногу, робкая улыбка Лили, когда она, сложив инвалидное кресло, протянула его Бобби, деловые движения Сингера, когда он укладывал кресло на заднее сиденье.
Господи! Как же он ненавидел это чертово кресло! Что бы он только ни отдал, чтобы никогда больше не видеть его снова! Но, поскольку все силы Дина в больнице уходили на войну с персоналом, а не на восстановление физической формы, на костылях он чувствовал себя неуверенно. Так что без кресла пока не обойтись.
– Береги себя, Дин, – ласковый голос Лили оторвал его от мрачных мыслей, и он снизу вверх взглянул на улыбающуюся девушку.
Черт, даже сейчас она пытается улучшить его настроение? А что я могу ей дать?
Прикинув, насколько упадет его достоинство, если он извинится, Дин кивнул.
– Я приложу все усилия. Спасибо за все. И… прости. Мне действительно жаль. Это… вроде как… не я…
Она ласково погладила его по плечу.
– Не могу сказать, что вела бы себя иначе, окажись я на твоем месте. Но, прошу тебя, помни, ты не один. У тебя есть брат и друзья. Они беспокоятся о тебе.
Дин снова кивнул и захлопнул дверь.
Импала покачнулась под весом Сэма, усаживающегося за руль. Дин махнул рукой Лили и машина плавно выкатилась со стоянки.
– Ты уверен? – в последний раз спросил Сэм, прежде чем вывести Импалу на дорогу; грузовичок Бобби следовал за ними. – Еще не поздно передумать.
Робкий тон Сэма взбесил брата.
– Я проторчал там слишком долго, малыш-Сэмми! Пришло время вести собственную жизнь одноногого калеки.
Сэм вздохнул. Его обижали прозвища, которыми награждал его брат, но еще больше его пугали ярлыки, которые Дин навешивал на себя. Но просить Дина прекратить обзываться - все равно что орать в пустыне. Сэм вначале пытался, а потом бросил, поняв бесплодность своих попыток. Если Дин хотел поставить на себе клеймо, с этим ничего нельзя было сделать. Он только надеялся, что когда Дин поймет, что на его подколки никто не реагирует, он устанет сам.
 
Хххххххххх
 
Неделю назад Бобби и Миссури действительно обсуждали, какую комнату лучше отдать Дину и как лучше ее подготовить. Обсуждение было долгим. В основном спорили о том, что важнее: потребности Дина или его желания. В комнате нужно было установить перила, чтобы Дин мог хвататься за них, нужно было установить дополнительные ручки в ванной комнате, высвободить место для костылей и инвалидного кресла. И нужно было подготовиться к той реакции, которая обязательно последует, когда Дин все это увидит.
С другой стороны, Дин должен был чувствовать себя как можно менее ущербным. Поэтому все изменения должны быть как можно менее заметными. По возможности все должно было оставаться как раньше, чтобы у парня было меньше поводов себя жалеть.
В конце концов Сэм решил, что для Дина будет лучше, если они перестанут считать его беспомощным. Прежде всего Дин сам этого потребует.
Пока Сэм парковал Импалу на стоянке возле мотеля, Миссури вышла их встречать.
– Дин, сладкий, добро пожаловать домой, – она распахнула дверцу автомобиля.
Дин удивленно оглядел обшарпанное здание мотеля, полупустую стоянку и хмыкнул.
– Домой…
– Хорошо добрались? Проблем не было?
Он только пожал плечами.
Миссури не собиралась отступать. Она не обратила внимания на тот факт, что Дину явно не хотелось разговаривать. Раз больница осталась позади, его следовало расшевелить. Если не помогут обычные средства, Миссури собиралась воспользоваться своими способностями. Она знала, что парень будет чувствовать себя преданным, когда она попытается читать его мысли, но если только так можно будет достучаться до него, то она готова через это пройти.
Через секунду после того, как Миссури подумала об этом, ее голова наполнилась исходящим от Дина отчаянием. Отчаяние смешивалось со страхом, мысли о самоубийстве занимали большую часть его разума, переплетались с ужасными прилагательными: проигравший, конченый, бесполезный…
Миссури и представить себе не могла, что может существовать такое глубокое отчаяние. Это было несправедливо. Он столько сделал для людей. Столько зла разрушил. Спас столько жизней. Для чего?
Миссури отвернулась и быстро вытерла слезы. Он не должен знать, что она почувствовала. Господи, даже подумать страшно! Миссури попыталась взять себя в руки, натянула на лицо улыбку и повернулась к своему молодому другу.
– Что скажешь, если мы проводим тебя в твою комнату?
Дин кивнул, если он и понял, что Миссури заглянула в его мысли, то не подал виду. Уголком глаза он увидел, как Сэм достает с заднего сиденья кресло.
– Никакого инвалидного кресла, Сэм. Давай костыли.
– Дин…
– Я не сяду в эту чертову штуку!
– Но ты же слышал врача. Если ты упадешь, можешь повредить ногу, и тогда протезирование будет отложено на неопределенный срок. Зачем рисковать.
Дин развернулся на сиденье и впился гневным взглядом в младшего брата.
– Значит, я не буду падать!
– Пусть попробует, – на плечо Сэма легла рука Бобби, и охотник взглянул парню в глаза.
«Он и так чувствует себя неполноценным, уязвленным. Не унижай его еще больше» - говорил этот взгляд.
Сэм вздохнул, запихнул кресло обратно и вытащил костыли.
– Как хочешь.
Победа имела горький привкус, и Дин даже не улыбнулся, когда завладел костылями и приготовился вылезать из машины.
Как же неудобно было стоять на одной ноге!
Не то чтобы он раньше никогда не пользовался костылями. Многочисленные вывихи, огнестрельные, ножевые раны, переломы, ушибы заставляли его хромать девять месяцев в году, но пользоваться костылями, имея одну ногу…
Дин попытался встать и застонал от ужасной боли. С трудом выкарабкавшись из Импалы, он остался стоять возле машины, покачиваясь и боясь сделать хотя бы одно движение. Словно сама мысль о том, что ноги больше нет, валила его на землю. Казалось, его чувство равновесия осталось в том лесу.
Остальную часть пути Сэм фактически тащил брата на себе. Дин никак не мог справиться с металлическими костылями: манжеты больно врезались в бицепсы, ладони соскальзывали, а сами костыли норовили разбежаться в разные стороны. Он привык использовать обычные деревянные костыли и, увидев эти, попытался возражать, на что доктор Херли ответил, устало улыбаясь:
– Дин, тебе придется ходить с ними очень долго. Это специальные ортопедические костыли. Обычные быстро натрут подмышки и могут вызвать повреждения нервных окончаний. Ты можешь потерять чувствительность в руках. Тебе это надо? Так что не упрямься. Эти костыли лучше.
Дин попытался уточнить сроки, в которые наступает повреждение нервов, неспособный признать свою неправоту.
– Понадобится несколько недель, чтобы рана зажила настолько, чтобы можно было думать о протезировании. И еще несколько месяцев, прежде чем ты привыкнешь к протезу и сможешь ходить с ним целый день. Но учти, спать с ним ты не будешь! Может так случиться, что ты вообще не сможешь пользоваться протезом. Дин, ты теперь все время будешь зависеть от этих костылей в той или иной степени.
Дину хотелось кричать. Хотелось швырнуть проклятые костыли через всю стоянку, чтобы они вдребезги разбились об асфальт. Хотелось доказать всем, что он не нуждается в этих чертовых штуках, которые так и кричат: «Инвалид! Никчемное, бесполезное существо!»
Но, черт возьми, он не мог этого сделать. Потому что от этой боли нельзя было «просто уйти», как учил его отец-сержант-инструктор по строевой подготовке.
Значит, оставался только один способ преодолеть боль.
Дин закусил губу и сильнее вцепился в ручки костылей. Один шаг за один раз. Черт, разве он мог знать, что слова «нога за ногу» могут стать такими жестокими!
Да еще Сэм сопит над ухом с несчастным выражением на лице, готовый в любой момент подхватить под руки.
Дин злился и боялся, что брат все-таки не успеет.
– Черт, Сэмми! Раз уж ты висишь на мне, то хотя бы дыши в сторону. Ненавижу мяту!
Сэм попытался рассмеяться.
– Мята – новинка, к которой тебе придется привыкнуть. Это месть за твое пристрастие к кофе и М&М' s . Смирись!
– Тогда не дыши на меня, братишка. Закрой пасть!
Пока Миссури открывала дверь в комнату, Дин воспользовался заминкой, чтобы отдышаться. Его удивило, сколько потребовалось затратить сил и энергии, чтобы пройти эти десять футов от машины до комнаты. Поэтому он обрадовался, увидев, что кровать стоит почти возле самой двери. Дин сразу же упал на нее и устало выдохнул.
– Ты в порядке? - забеспокоился Сэм. – Тебе что-нибудь нужно? Аспирин? Лед для ноги?
– Заткнись, Сэмми, – Дин устало закрыл глаза. – Я просто хочу спать.
Сэм, Миссури и Бобби быстро переглянулись.
– Дин, мальчик, отдыхай. Моя комната и комната Бобби рядом, мы оставим дверь приоткрытой. Так что, если что-то понадобится, зови.
Дин закрыл лицо ладонями.
– Прекрасно.
Нога горела огнем, и сейчас он мечтал лишь об одном: чтобы все убрались как можно дальше, оставив его наедине с его фантомной болью.
– Ты уверен, что все нормально? – от внимания Сэма не ускользнуло, как исказилось лицо брата. – Я могу принести…
– Сэм, отвянь. Уйди. Все нормально.
Сэм прикусил губу и позволил Бобби увести себя из комнаты.
 
Он даже не догадывался, что фантомные боли преследовали Дина постоянно. Сэм не знал, что после первого приступа были и другие эпизоды. Дин просто не рассказывал о них. Он не мог вынести того страха, того чувства беспомощности, когда его скручивала боль в несуществующей конечности. Он боялся за свой рассудок. Как он, черт возьми, сможет забыть о том, что потерял ногу, и идти по жизни дальше, если каждый день она полыхает огнем, если он чувствует, как в икру загоняют сотни раскаленных кинжалов, как выворачивают стопу? Как это можно объяснить?
Сэм ничего не должен был знать. В первый раз он позволил себе расплакаться в объятьях младшего брата, словно малолетний ребенок в руках отца. Больше такого не повторится. Сейчас Дин был не в силах выносить сочувствующего, полного жалости взгляда Сэма.
Кроме того, Сэм ничего не может исправить.
Дин видел глаза брата, когда тот слушал объяснение врача, и понимал, что брат горит желанием «убить» это. Всадить в фантом серебряную пулю. Посыпать солью и сжечь.
И каждый раз, когда Сэм будет наблюдать, как его брат корчится от боли, на его лице будет возникать то самое виноватое выражение полной беспомощности.
Только когда надоедливая троица ушла, Дин позволил себе свернуться на кровати в комочек и обхватить ногу руками.
– Господи! – стонал он сквозь стиснутые зубы. – Хватит! Я не могу так больше!
Он до крови прикусил губу, зная, что эта боль хотя бы реальная, и с ней можно примириться.
Несколько минут, показавшихся вечностью, Дин лежал на кровати, осторожно массируя культю и молясь тому, кто не слышал его. Разве ампутации тебе мало? Что еще тебе нужно? Почему ты просто не оставишь меня в покое?
Лекарство. Ему нужно принять болеутоляющее. Куда, черт побери, Сэм засунул сумку? Глаза Дина блуждали по комнате, он знал, что брат или Бобби должны были оставить сумку с лекарствами в комнате. Наконец он увидел: она стояла на телевизоре в дальнем углу комнаты, словно насмехаясь над ним и вынуждая обратиться за помощью. Но он не собирался звать на помощь. Это означало бы признаться в своей несостоятельности.
Ты сможешь!
Дин подтянул к себе костыли, сел на кровати и передвинулся к самому краю. До телевизора была пара шагов, но их еще нужно было пройти.
Дин медленно вдохнул, задержал дыхание и так же медленно выдохнул. С тревогой оглянулся на дверь, боясь, что именно в этот момент Сэму взбредет в голову проверить, как там брат. Руки ходили ходуном, как у пьяного, и Дину пришлось даже подсунуть их под бедра, стараясь унять дрожь. Это не сработало. Нога болела все сильнее, и усики боли уже подбирались к животу. Сейчас или никогда.
Дин вздохнул, ухватился за костыли и рывком поднялся. Пол закачался под ногой, ему пришлось остановиться и перевести дыхание. Ты сможешь сделать это, Дин! Не будь сопляком! Ты же Винчестер, черт возьми! Нет ничего, через что не прошли бы Винчестеры! Он выбросил вперед костыли, подтянулся и приставил ногу. Потом снова. И снова. Дюйм за дюймом. Неуклюже, медленно, но он двигался сам. Он сумел пересечь комнату без помощи Сэма!
Дин не разрешил себе праздновать победу, пока не очутится снова на кровати. Но он с трудом сдерживал улыбку, когда его рука стиснула пластиковые ручки сумки с лекарствами, и он так же медленно двинулся в обратный путь.
И потом, сидя на кровати, он на мгновение забыл, зачем вообще пошел к телевизору. Он просто наслаждался победой. Он не упал. Даже не споткнулся. Он СДЕЛАЛ ЭТО!
Дин без воды проглотил две таблетки, прописанные доктором, и завалился на кровать, чувствуя себя намного лучше. Привычный океан депрессии, в котором он тонул все последние недели, превратился в озеро. Большое, но все-таки озеро. Вот теперь он готов был принять Сэма, чтобы похвастаться своим достижением. По крайней мере, теперь он мог с уверенностью сказать, что не будет полностью зависеть от младшего брата. Один маленький шаг для Дина…
 
дальше