Надо мною тишина,
Небо полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет.
Под холодный шёпот звезд
Мы сожгли последний мост,
И все в бездну сорвалось,
Свободным стану я от зла и от добра.
Моя душа была на лезвии ножа.
Кипелов «Ария» («Свободен»)

глава одиннадцатая, в которой охотятся

Туман бесшумно висел среди деревьев, беззвучно плавая среди ветвей и над землей невесомыми рваными клочьями.
На небе появилась первая звезда. Геракл вспомнил старую детскую игру: увидишь первую звезду – загадай желание, и оно обязательно сбудется. Геракл невесело улыбнулся. Он знает, какое желание он загадал бы!
Все шло не так.
Люди устали, они провели вторую половину дня в лесу, и тень деревьев не спасала от духоты и жары. Теперь стало гораздо прохладнее, но поднимающийся туман нервировал и без того издерганных и измученных людей.
Геракл раз за разом обходил селение, он видел, что мужчины стали невнимательны и, самое главное, они начали бояться. Конечно, они боялись и раньше, но днем все казалось проще, Зверь не виделся им таким ужасающим, как сейчас, когда над лесом поднималась луна. И туман ползал среди ветвей, где, возможно, шел уже на охоту Зверь. Шел охотиться на них – охотников.
И все же никто из них не предложил отказаться и повернуть домой.
Геракл боялся за этих людей.
Они не видели Зверя. Они не понимали, на кого они начали охоту. Зря он тогда спорил с Иолаем. Даже если бы они рассказали людям о Звере, вряд ли бы это что-то изменило. Ведь для того, чтобы понять, как ужасен этот монстр, надо увидеть его, надо ощутить его смрадное дыхание на своем лице, надо почувствовать твердые острые когти на своем горле, надо увидеть его зубы совсем близко, настолько, чтобы замерло сердце и перехватило дыхание.
Сколько раз уже Геракл проходил через подобное! Но привыкнуть к этому невозможно.
Но раз Зверь существует, раз он из плоти и крови, а Геракл видел это, значит – есть способ убить его.
Монстр огромный и мощный, но их много, у них есть оружие, и, в конце концов, он – Геракл. И это - его работа.
И ему очень не хватает сейчас Иолая. На счету каждые руки, умеющие держать оружие, а Иолай… то, каким он стал в последние дни… Что случилось с ним? Что сделало его таким злобным и нетерпимым? Что и когда он, Геракл, упустил?
Гераклу это не нравилось. Гераклу это совсем не нравилось. Мало того, что его друга появились секреты… в конце концов, каждый человек может иметь свои секреты, которыми он не захочет делиться даже с лучшем другом… нет, Иолай прятал что-то от него, Геракла. Что-то очень важное, что многое изменило в этом странном деле, или хотя бы дало ответы на важные вопросы.
Иолай наверняка знает, что он делает, и во имя чего он это делает. И он, Геракл, должен доверять ему. Он всегда доверял Иолаю!
Но доверять как-то не получалось. Что-то появилось в Иолае такое, что давало Гераклу уверенность - Иолай стал другим. Без видимых причин, неожиданно и необъяснимо. И не в лучшую сторону.
Туман пока стелился по земле и не поднимался высоко. Ночь только началась, и ветра, способного разогнать туман, не было. И туман медленно расползался между ветвями.
Луна уже поднялась высоко, а зверь так и не появился. Геракл уже стал думать, что, возможно, этой ночью монстр уже не появиться, когда истошные вопли и крики о помощи сорвали его с места.
Геракл боялся опоздать. Но он успел. Он добежал как раз вовремя.
Монстр свалил одного из охотников, навалился на него тяжестью своей массивной туши и вонзил клыки в лицо. Жертва верезжала, пытаясь оттолкнуть нападающего, вырваться из его зубов, которые показались Гераклу существенно короче тех, что видел он той ночью, но все равно оставались опасными и острыми. Геракл схватил чудовище за загривок, отметив про себя, что и размеры этого зверя кажутся ему гораздо меньшими, монстр зарычал, но не отпустил свою жертву. Геракл ударил мечом под левую лапу зверя.
Кровь обрызгала Геракла, но монстр, казалось, даже не заметил раны, которая должна была быть смертельной. Но человека зверь отпустил и повернулся к Гераклу.
Мужчина упал на землю, обливаясь кровью и слезами боли.
Геракл судорожно вздохнул.
Зверь не тот!
Он почти такой же, только немного светлее шерсть, меньше рост, короче когти и зубы, да и двигался этот зверь неуклюже и неуверенно. Словно не до конца еще знал, что ему делать со своими конечностями.
- Не подходить! Я сам!
Зверь заревел, широко открыв пасть, и на миг Гераклу показалось… только показалось, что он увидел множество лиц. Окровавленных, изорванных лиц, которые широко открывали рты в немых криках. Геракл мигнул, и наваждение прошло.
Монстр присел на задние лапы, странно и уродливо вывернутые, не звериные и не человеческие. Широкие ноздри раздувались, чувствуя запах крови – своей и человеческой. Кровь из раны все еще капала вниз, капли исчезали в густом тумане, клубившемся вокруг лап зверя.
Длинные жесткие усы на морде дрожали от предвкушения, язык жадно облизывал окровавленную пасть. Монстр хотел еще. И выждав мгновение – он прыгнул на Геракла. Тот довольно легко увернулся и нанес зверю еще одну рану. Меч рассек лапу чудовища до самой кости.
Зверь неловко упал на три лапы, рыкнул и облизал лапу. Его обступили мужчины из селения, держа наизготовку все свое оружие. Зверь медленно обвел толпу взглядом и облизнулся.
Вой, а потом и дикий торжествующий рев прокатились по лесу. Зверь насторожился, оттопырив круглые уши.
Потом вдруг развернулся и поковылял в лес.
Геракл бросился раненому, осторожно вытер кровь с его лица. Да, красавцем этот человек уже никогда не будет, со лба кожа содрана почти полностью, один глаз точно остался цел, что со вторым, будет ясно только через несколько дней, но ему все равно повезло, он жив – а ведь все могло окончиться гораздо плачевнее.
Этот зверь был другой, теперь Геракл был уверен. И то, что по лесу бродят два таких чудовища, его ужасало. А может, есть еще? Если есть второй, кто знает, сколько их еще может быть?
Но гораздо больше его пугала мысль, что этот зверь, намного более слабый, просто отвлекал их внимание. А в селении нет никого, кроме Лидия и Иолая, кто мог бы встать на защиту женщин, детей и стариков.
Геракл видел силу того существа.
Иолай и Лидий не смогут его остановить.
Иолай!!!
Надо возвращаться в селение. Срочно!
Людей необходимо уводить отсюда.
- Уходите! Немедленно. Соберите всех, проверьте, не отстал ли кто-нибудь, и уходите в селение! - приказал Геракл.
- Но зверь ранен! Конечно, он ужасен! Но ты смог его ранить. Может, даже убить. Возможно, он издыхает где-нибудь неподалеку под кустом! Мы докончим, что начали!
Полубог понял, что ему не удастся так просто убедить этих людей вернуться.
- Их два. Зверя – два. Что, если этот отвлекал наше внимание, пока тот, другой…
Крики разом стихли. По мере того, как люди осмысливали сказанное, их лица наполнялись ужасом и тревогой.
- Там же нет никого, кто мог бы защитить наши семьи! – один из мужчин оглянулся в сторону селения. – Там же никого нет! Некому поднять тревогу. Что же мы стоим?!!!
- Там Лидий и Иолай. Я знаю, что они …
- Нет там никого! Ушли они. Как только солнце зашло, так они и ушли. Я думал, они решили с нами, думаю, мы все равно вокруг селения стоим, уж зверя не упустим. Так им, наверное, никак негоже с бабами отсиживаться. Вот они тоже… с нами… на охоту…втихаря. Ну и я, думаю, тоже не буду им мешать. А сейчас вот мы тут все, а их нет. А? Это как же так? Или зверь их того, уже сожрал?
- Как ушли? – опешил Геракл. Он мог ожидать чего угодно, но не такой безответственности! – Куда? Когда ушли?
- Куда? В лес, а куда тут еще идти? Я ж и говорю, как только солнце зашло… Ну, где-то в ту же сторону, куда эта тварь убежала.
- Почему мне не сказали?!!!!
Геракл метнулся в ту сторону, куда скрылся раненый зверь, потом о чем-то подумал, вернулся обратно к отряду.
- Быстрее. Уходим! Если в селении все в порядке, я пойду искать этих двоих.
Его встретили угрюмые и решительные взгляды. Мужчины зажигали факелы – таиться уже не имело смысла, и люди шумели и громко обсуждали случившееся.
- Иди сейчас! Иди за нашим старейшиной! Иди за своим другом!
- Это безумие, идти сейчас в лес одному!
- Почему? Он же Геракл!
- Да! Ты же Геракл! Иди, добей это чудовище!
- Иди и отлови эту тварь. Добей ее, если сама не издохла! Ты смог один его ранить, так что, мы всем гуртом этакую тварь не завалим? А мы возвращаемся. Будем селение караулить. Пусть тока сунется! Пошли, ребята!
Размахивая факелами, отряд резвой рысью двинулся в сторону селения.
Геракл с сомнением смотрел им вслед. Управятся они, как же! Тот монстр, что напал на них сегодня, не имел и десятой силы того, кто убил старого Раава. И тем не менее, хотя рана существа была смертельной, должна была быть такой, зверь не умер. Он еще и нападал. Правда, он отступил, но он не умер. И может быть, монстр действительно издох где-то там, под кустом, а возможно, по-прежнему опасен!
А если таких чудовищ три? Пять? Десять?
Геракл покачал головой. Нет, вряд ли их может быть больше двух. Иначе, в деревне давно не осталось людей. Они сожрали бы всех, кто не успел бы уехать…
Он, Геракл, нужен этим людям. Его долг – защищать этих людей.
Но Иолай…
ЗАЧЕМ он пошел в лес? На обед к монстру? Аид его побери! Кого? И монстра, и Иолая! И Лидия вместе с ними!
Геракл громко выругался и отправился по следу раненного чудовища.
Сперва он довольно ясно видел следы – местами на листве и траве виднелась темная запекшаяся кровь, и раны мешали зверю, он спотыкался, иногда заваливался на бок, ломая ветки и когтями выворачивая из земли траву.
Правда, туман мешал Гераклу, приходилось идти медленно, пригибаясь почти к самой земле. Где теперь искать этих двух полуумных? Хорошо, вот найдет он, Геракл, раненного зверя, дальше-то что? Возможно, зверь приведет его к своему логову. Есть ли надежда, что Иолай и Лидий ищут то же, что и он, Геракл? Может быть, они уже нашли?
Или кто-то первым нашел их?
В любом случае, лучше пытаться сделать хоть что-то, чем возвращаться в селение и ждать в неизвестности и сходить с ума от беспокойства.
Геракл заметил, что следы стали более четкими, более ровными. Зверь перестал заваливаться в стороны, шаг его стал более твердым и уверенным. Существо не таилось. Оно уверенно двигалось в глубь леса, и похоже, уже не страдало от ран.
Надежда на то, что зверь сдохнет от ран в каком-нибудь укромном уголке тихо испарилась. Все хуже, чем он, Геракл, думал. Все гораздо хуже.
Где-то совсем неподалеку от него зверь вдруг завыл. Зверь выл на луну, низко, тоскливо и протяжно. Выл самозабвенно, не останавливаясь, и от этого воя сердце начинало биться быстрее и возникало странное дикое желание поднять голову и завыть вместе со зверем. Потому что звучало в этом вое нечто такое, что Геракл понимал и что он чувствовал сам, хотя и не смог бы объяснить, что именно.
- Что я делаю? – изумился сам себе Геракл и в этот момент вой оборвался.
Геракл услышал рычание, потом жуткий рев, а потом снова рев, не уступающий первому, хотя Геракл мог бы поклясться, что теперь ревел другой зверь. А потом эти твари сцепились.
- Чтоб вы друг друга и передавили, - пожелал про себя Геракл, стараясь как можно тише пробраться к месту драки. – Иолай… Иолай… куда же тебя Цербер понес?
Геракл с величайшей осторожностью пробрался к большой ели на краю поляны. И когда он осторожно выглянул из-за толстого, липкого от смолы, ствола, он позабыл про все, настолько захватывающим было то, что увидел. Полубог понимал, что этого никто никогда не видел, и, скорее всего, никогда и не увидит.
И Геракл понял, что если раньше было просто плохо, то теперь уже совсем отвратительно.
- Они что, плодятся как кролики? – с отчаяньем подумал Геракл. – Сколько же их на самом деле?!!
Он только что увидел третьего зверя. Не было сомнений, что один из дерущихся монстров был тем, кто убил старого Раава. Второго, того, что напал на них этой ночью, здесь не было вообще. Зато тот, что был…третий…
Они были огромны. Оба.
Они ненавидели друг друга. Оба.
Они дрались.
Оставалось надеяться, что они сами прибьют один одного.

Я здесь.
Где стынет свет и покой.
Я снова здесь.
Я слышу имя твое.
Из вечности лет летит забытый голос,
Чтобы упасть с ночных небес
Холодным огнем.
Кипелов «Ария» (« Я здесь»)

глава двенадцатая, в которой кусаются

Огромный зверь вышел в полосу лунного света.
Иолай отметил, что видеть он стал уже гораздо лучше. Причем, даже гораздо лучше, чем раньше! Теперь он прекрасно видел в темноте, даже в тени ветвей разлапистой ели, под которую он забился, когда боль стала невыносимой.
Разглядев монстра, Иолай, однако, сразу же пожалел, что его зрение стало таким острым. Потому что, первой мыслью мелькнувшей в его голове стало: «Неужели я такой же отвратительный и мерзкий?»
Потом у него в голове сформировалась и следующая мысль.
Почему он до сих пор помнит, кто он такой?
И почему до сих пор так больно?
Монстр безошибочно повернул голову в сторону Иолая, шумно слизнул слюну, медленно потекшую с огромных зубов по темной короткой шерсти. Маленькие желтые глаза уставились на Иолая. Зверь едва слышно рычал, но Иолай уже угадывал в этом рычании зов.
КОГДА УСЛЫШИШЬ ПОТЕРЯЕШЬ ЧАСТЬ
КОГДА ПОЗОВУТ ПОТЕРЯЕШЬ ВСЕ
Я ЗДЕСЬ Я ПРИШЕЛ ПОДЧИНИСЬ ПРИМИ И ПОДЧИНИССССССССССЬ
Ладно, а если он не подчинится, что будет?
СССССМЕРТЬ СССССМЕРТЬ СССССМЕРТЬ СССССМЕРТЬ
От кого?
УЗНАЕШШШШШЬ
Иолай посмотрел на небо. Луна висела высоко над землей и корчила издевательскую рожу.
Иолай вышел из тени под свет луны, вскинул голову к желтому шару на темном, далеком и равнодушном небе и заревел.
Это был вызов.
Хорошо было бы закончить все здесь и сейчас.
У него не хватит сил. Да он и не хочет делать это.
Ничего… все должно идти своим ходом. Именно так и не иначе.
Ответный рев монстра всколыхнул ветви ели.
Вызов был принят.
Два зверя прыгнули друг на друга, сцепились и покатились по земле. Монстр был сильнее и яростнее. Иолай же отчаянно дрался за свою шкуру. Поначалу он попытался драться как человек, но скоро понял свою ошибку – справиться со своими конечностями в таком виде, в каком они были у него сейчас, и пытаться двигаться как раньше, когда он был человеком, было невозможно. Каждое движение давалось с трудом, боль продолжала плавить и изменять его тело.
Но Иолай приспосабливался. Он чувствовал ненависть к своему противнику, он чувствовал голод и еще нечто такое, что он пока не мог понять, но что заставляло его с такой яростью бросаться на Зверя, не думая о себе, о боли и о страхе. Он начинал забывать, кто он такой, и что происходит с ним.
Два Зверя делил свою территорию.
Два огромных монстра остервенело грызли друг друга, драли внушительными когтями шкуру друг друга так, что клочья летели во все стороны.
Третий монстр как-то незаметно возник из тумана, сел неподалеку и равнодушно следил за дракой.
Геракл тоже следил за дракой. Только он был далеко не равнодушен. Он понимал, чем рискует, если звери учуют его. Он стал присматривать пути к спешному отступлению. Наверняка, есть способ убивать этих монстров, но для этого ему нужно время – чтобы этот способ найти. Интересный вопрос – по деревьям эти твари лазают?
Нечто привлекло внимание Геракла. Что-то висело на ветках ели, темной массой выделяясь в тумане. Геракл вышел из-за дерева, позабыв о всякой осторожности.
Одежда Иолая!?!
Боги Олимпа! Что же здесь происходит? Где Иолай? Одежда – вот она, а где он сам? Что с ним случилось?!!
Иолай? Иолай!!!
Иолай не услышал возглас человека, он его ощутил.
Человека? Человека! Плоть! Плоть и кровь! Теплая, живая плоть! Голод, какого Иолай прежде никогда не знал, погасил в его разуме последние искры того человеческого, что еще оставались в нем. Он видел человека, он был голоден, он знал, что как только он ощутит вкус крови, боль оставит его.
МОЁ! МОЁ!! ЕДААА!!!
ПОДЧИНИСЬ ПРИМИ И ПОДЧИНИССССССССССЬ
И Иолай принял то, что Он предлагал. Разве не это требовали от него все – Раав, Лидий, Зверь? Разве не для этого он здесь? А для чего он здесь? Вот там стоит еда. Много еды. Свежей, хорошей и вкусной еды. И это всё, и в этом всё. Больше ничего не несет в себе ни смысла, ни пользы. Только свет луны, жажда и голод. Больше ничего нет!
МОЁ! МОЁ!! ЕДААА!!!
Зверь тоже увидел человека.
И он хотел того же.
Геракл приготовился. Каким бы могучим ни было это чудовище, оно дорого заплатит за все. За страх, за сомнение, за отчаянье. За Иолая. За вот эту одежду, развешенную на ветках… Развешенную?
Больше Геракл ни о чем не успел подумать.
МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ!
Голоса ворвались в мысли Геракла грубо и бесцеремонно. Он слышал нечто, но пока не мог понять – что именно.
МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ! МОЁ!
Голос оглушил Геракла. В голосе звучало только одно желание – убить. Убить, получая наслаждение от боли, от страха и от крика жертвы. Желание сожрать свою жертву, но так, чтобы жертва чувствовала, как ее заживо поедают.
Боги, что это?! Геракл в ужасе смотрел на монстров. Это ИХ мысли? Они живут только этой жаждой смерти?
Оба зверя бросились на Геракла одновременно.
МОЁ! МОЯ ЕДААА!!!
Желание и голод придали сил Иолаю. Он стоял ближе. И он опередил Зверя и прыгнул, оскалившись, на своего друга. Впрочем, теперь это был не друг, а еда.
Еда стояла с мечом и готова была защищаться. Иолай рассмеялся бы, но клыки мешали. Что ему меч, что ему любое оружие этих маленьких, вкусных и беззащитных существ!
НЕЛЬЗЯ
Этот голос Иолай мог узнать. Он был таким знакомым! Но он не хотел узнавать.
Неважно, чей это голос. Он хочет крови! Хоть немного! Чуть-чуть, несколько капель, горячих, пахнущих жизнью капель! А потом вцепиться в мягкую, теплую, сладкую плоть и терзать, рвать ее клыками….
НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ
Иолай ударил лапами в грудь Геракла, опрокинул того на спину, вырывая меч из рук. Оскалился в лицо полубога, но тот вывернулся, и отшвырнул Иолая от себя.
НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ!!!!!
Иолай приземлился на все четыре лапы. Увидел Зверя, подбирающегося к Гераклу и попытался вцепиться в горло Зверя, но тот отбросил его в сторону. Иолай вскочил, встряхнулся и снова бросился на Зверя. Он бесился от одной мысли, что кто-то еще посягает на ЕГО добычу. На ЕГО еду.
МОЁ! МОЁ! МОЁ!
Иолай и Зверь шумно укатились в кусты, какое-то время оттуда долетали лишь рычание, хрипы, клацанье зубов и отчаянный треск веток. Геракл подобрал свой меч.
Надо уходить отсюда. Пока не поздно. Но… Иолай! Картины одна страшнее другой возникали в голове у Геракла. Он не мог уйти. Где-то здесь его друг, если он вообще еще жив.
Что Иолай скрывал от него все это время? Зачем он пошел в лес? Зачем Лидий пошел с Иолаем в лес? И главное, где он сам, если его одежда здесь? Ведь если бы на него напал Зверь, одежда не висела бы на ветках, она валялась бы изорванная в клочья. А Лидий? Или они его уже съели?
Иолай выбрался из кустов, шерсть местами висела клочьями, язык вывалился из пасти. Тяжело дыша, Иолай обвел взглядом поляну. Человек не убегал, и это было непонятно. Человек вызывал какие-то странные ощущения. Это было неправильно.
УСЛЫШИШЬ ПОТЕРЯЕШЬ ВСЕ Я СЛЫШУ ИМЯ…
Зверь выбрался с другой стороны кустов и теперь тоже смотрел на человека. Он был не таким потрепанным. Он был сильнее Иолая, и знал это. Как знал и другое. Из-за чего вдруг отступил в сторону и предложил.
ТВОЁ БЕРИ ЧАСТЬ НАМ
Зверь желал, чтобы Иолай, наконец, попробовал кровь. Зверь очень этого желал. Зверю это было необходимо.
Иолай слышал и чувствовал каждую мысль Зверя. Ладно, почему бы не поделится? Еды много! Он бросил Зверю вызов? Зачем? Они одинаковы, им нечего делить, еды много, она слабая и мягкая.
Иолай возликовал и оскалился.
МОЁ! МОЁ! МОЁ!
ЧАСТЬ
ВАМ
Геракл устоял на этот раз. Он схватил зверя за горло, не давая клыкам дотянутся до его лица.
Иолай старался укусить человека за лицо, чтобы еда перестала думать, чтобы еда занялась только одним – болью. Чтобы не он один чувствовал эту ужасную боль, но и человек начал биться в агонии, желая только одного – чтобы его мучения наконец окончились. Но человек оказался силен. Настолько силен, что Иолай, еще не совсем владея своим телом, начал понимать, что еда может оказаться сильнее его.
Мясо! Кровь!
Не важно, сильнее человек или нет. Потому что Иолай может убить человека, а человек его – нет. И только одно смущало Иолая – что-то спрятавшееся глубоко внутри Иолая, что-то отвергаемое его теперешней сущностью вдруг подало голос, запрещая ему убивать этого человека. Запрещая ему убивать вообще.
ЕСЛИ ГОЛОД НЕ ОКАЖЕТСЯ СИЛЬНЕЕ ЖИЗНИ
ЕСЛИ СМОЖЕШЬ НЕ ЗАБЫТЬ ИМЯ СВОЕ
ЕСЛИ ЗАЙДЕТ ЛУНА ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЗУБЫ ВОНЗЯТСЯ В ПЛОТЬ
ИОЛАЙ? ИОЛАЙ?! ИОЛАЙ!!!
Это его имя! Его имя! Он, наконец, узнал голос. Свой собственный голос. Оказалось, за всеми чужими мыслями и голосами, услышать самого себя почти невозможно!
Как же близко он подошел к самому краю! Он почти забыл себя. Он уже успел стать чужим для самого себя. Он почти стал монстром. Нет, он стал им. Ненадолго, но и этого хватило. Он едва не совершил непоправимое. Голод едва не оказался сильнее. Иолай заставил себя отпустить человека. Он смог отойти в сторону, хотя не мог отвести глаз от человека. Ноздри его трепетали от близкого и острого запаха живой плоти. И голод, и желание все еще были внутри него.
И будут до самого конца. Но теперь мысли Иолая прояснились.
Зверь устал ждать и наблюдать за сомнениями Иолая. Зверь еще не ел сегодня, Он был голоден и раздражен. Зверь не стал прыгать на Геракла, Он знал, что тому некуда деться. Медленно Он пошел к полубогу, прижав к плоской голове круглые уши, оскалив толстые клыки, изогнутые и влажные.
Луны больше не было в небе.
В лесу внезапно потемнело. Небо стало непроницаемо черным, и внезапный порыв ветра всколыхнул туман, заставил деревья тревожно расшуметься.
Зверь взвыл и с треском ломая ветки кустов, исчез в темноте.
На миг Иолаю показалось, что его с головой окунули в огонь. И кожа лопается и клочьями слезает с тела, и снова что-то происходит с ним, то, что нельзя выдержать, но все равно придется. Иолай завыл, судорожно сжимая пальцы. Когти впились в ладони, но Иолай этого не замечал. Ему казалось, что все его тело состоит из одной боли. Все было еще хуже, чем в начале.
НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ КРОВИ И БОЛЬ ПРОЙДЕТ ВСЕГО НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ И ОНА УЙДЕТ ВОН СТОИТ ЧЕЛОВЕК ВОЗЬМИ ОТ НЕГО ВСЕ, ЧЕГО ЖАЖДЕШЬ И БОЛЬ УЙДЕТ НАВСЕГДА
Иолай знал, что это правда.
Нельзя.
Иолай скорчился в траве и затих.
И боль вдруг ушла. Почти совсем. Осталось лишь эхо боли – от ссадин, царапин, от глубоких порезов когтями на ладонях.
Иолай медленно встал на ноги. На ноги? У него снова нормальные ноги?!
И руки, и ноги тряслись, и дышать было трудно, и глаза с трудом привыкали к темноте. Зевс, где его одежда? Ах, да, на ветках, там… Как хорошо, что он не успел никуда убежать, а то бегал бы потом по лесу, голый, как недавно Лидий. Эта мысль заставила его широко и глупо улыбнутся.
- Иолай? Иолай?! Иолай!!!... Лидий??!! И ты тоже?!
Ага. А это уже не его, не Иолая, голос, хотя тоже очень знакомый.
И что Геракл делает здесь, сейчас, в такое время и в таком месте?
Это что, он хотел сожрать Геракла? Вот это новость! Какого… он здесь делает?! А если бы он, Иолай, и вправду…
А как Геракл-то рад.
- Боги! Что происходит?! Что вообще здесь происходит!!!!
- Что ты здесь делаешь? Ты должен был быть в селении!
- Представь себе, я здесь!
- Я мог тебя убить! Я мог тебя с… Может, мы в другом месте поговорим? –опомнился Иолай и оглянулся на Лидия, который съежился неподалеку, тщетно прикрывая нижнюю часть тела ладонями. – Вот, хоть у Лидия дома? А?
На лес обрушился ливень.

Без тебя я призрак,
Что из храма изгнан,
Без меня ты скучный миф.
Мы с тобой как братья,
В мифах и проклятьях,
С вечной властью над людьми.
Но ты прячешь тайну,
И в душе хрустальной,
Знаю я,
Грех смертный есть...
Кипелов «Ария» (Антихрист»)

глава тринадцатая, в которой объясняются

Светало. Рассвет казался скучным и серым из-за дождя и неба, затянутого тяжелыми темно-лиловыми тучами. Ливень шумел в мокрой листве, пахло влажной землей и сырой глиной.
Дождь шел уже давно.
- И почему ты ничего не сказал мне?! Как ты мог?!! – бушевал Геракл.
Иолай неопределенно пожал плечами, и с трудом подавил зевок. Он хотел одного – спать. Хоть и знал, что снова увидит растерзанные лица, что услышит вновь их крики, их требования, их рыдания. Он так устал, что ему уже было все равно. Тем более, Геракл так шумел и делал такое страшное лицо, что мало чем отличался от вопящих образов его кошмаров.
Какая разница, где и какие слышать крики?...
Так хоть проснуться можно, а от Геракла куда деться?
Геракл встряхнул засыпающего Иолая.
- Скажи мне, почему? Я бы что-нибудь придумал! Я бы не дал тебе…
- Что ты бы мне не дал? – перебил Геракла Иолай. – Что?! Это нельзя было остановить. А ты мог все испортить.
- Я? Испортить? Иолай, ты в своем уме? Что испортить? Не дать тебе стать монстром?! Чудовищем?! Зверем?!
Иолай заинтерисовался.
- А ты что, знаешь способ?
- Нет, но…
- Вот видишь, - глубокомысленно заметил Иолай, закрывая глаза. – А мы знаем.
- Они знают! Они! Знают!! Что вы знаете?! Ты хотел меня съесть, Иолай!
- Я тоже, - скромно признался Лидий. – Очень. Это я помню – желание было непреодолимым!
- Он тоже! Они хотели меня сожрать! Как мило, что ты мне об этом сказал, Лидий. Боги! Иолай…
- Хотели, - покорно согласился Иолай. – А зачем ты полез, куда не звали? Думаешь, мне приятно думать о том, как я едва не сожрал лучшего друга? Вот порадовал бы Геру…
- Зато мне приятно! – фыркнул Геракл. – Тебе надо было сразу все рассказать мне. Мы бы что-нибудь придумали!
- Все что можно было придумать – уже придумали, - заметил Лидий.
- А тебя я убью. Как только все это кончиться, я тебя убью!
- Не бойся, - махнул рукой Иолай. – Он всегда только обещает…. Геракл, это не его вина. И он первый, кому нужна помощь. Ты слышал эти голоса, ты видел эти лица, ты чувствовал, как кровь закипает, когда луна начинает звать? Ты знаешь, что такое ГОЛОД?
Лидий облокотился о стол. Долго смотрел на Геракла, который стоял, привалившись к дверному косяку, и делал вид, что разглядывает светлеющее небо.
Подошла Линкея, жена Лидия, принесла кувшин с вином, сыр и лепешки.
- Там немного зелени есть, но она не свежая. Я могу принести, - тихо предложила она.
- Спасибо, родная. Не надо. Иди спать, - мягко сказал Лидий, прямо-таки с обожанием глядя на свою жену, хрупкую, невысокую женщину. Ее нельзя было назвать красивой. Скорее, даже наоборот, но глаза ее завораживали. На длинном лице, с таким же длинным носом, глаза сверкали, как два огромных драгоценных камня – серо-зеленые, внимательные и слегка насмешливые.
Линкея ласково улыбнулась мужу и ушла на женскую половину.
Иолай представил их себе рядом – медведя Лидия и тонкую, маленькую Линкею, и тоже улыбнулся. Он ни капли не сомневался, кто главный в этой семье. Уж точно, это не тяжеловесный, хоть и обстоятельный Лидий.
Убедившись, что жена ушла, Лидий с неохотой вернулся к прерванному разговору.
- Прощения просить не буду. Я тоже не мечтал о таком. И мне тоже страшно, больно и… я не знаю, что будет дальше. Разве с меня недостаточно? - наконец сказал Лидий. – ОНО у тебя, Иолай? Эта ВЕЩЬ в самом деле у тебя?
- Эй, подождите! Не могли бы вы прояснить одну маленькую деталь? А что это я должен сделать? Такое, что кроме меня этого не сможет сделать никто?
Иолай глубоко вздохнул. Вот теперь, кажется, начинается то, чего он боялся все это время.
- Это просто, Геракл. Ты сможешь. Ты же Геракл.
- Что я смогу?
- Надеть на меня вот это, - Иолай долго рылся в своих вещах.
Иолай прекрасно знал, где лежит эта вещь, но он не представлял себе, что будет, когда Геракл увидит ЭТО. Геракл подошел поближе к столу. Он с недоумением наблюдал за нерешительной возней своего друга, пока, наконец, Иолай не достал некое странное сооружение из кожи и блестящих шипов. Молча положил перед Гераклом.
Геракл вдруг понял, что это такое. Ошейник. С острыми серебряными шипами и на внутренней и на внешней стороне ошейника. Шипы зловеще поблескивали, Геракл задумчиво потрогал острие одного из них. И тут же отдернул руку. Из проколотой подушечки пальца выступила большущая густая капля крови.
- Вот это? На тебя? – Геракл c ужасом посмотрел на Иолая. – Да его без увечий в руки взять нельзя.
- Да, и при этом я буду вырываться, кусаться, и пытаться тебя съесть. Поэтому, никто, кроме тебя этого сделать не сможет! – с торжеством заключил Иолая.
- Я не понимаю, а чему ты радуешься? – холодно спросил Геракл. Ему пришла в голову мысль, что у Иолая попросту не все в порядке с головой. Учитывая происшедшие события – это не удивляло. – Ладно, Иолай. Давай все сначала.
- Я уже все тебе рассказал. Два раза. Сколько можно?
- Как ты с ним справляешься? - Лидий обращался к Иолаю, выразительно подняв бровь и поглядывая в сторону Геракла. – Он просто не хочет понимать! Ведь все просто.
- Я хочу знать все. По-порядку. Так. Лидий, как ты… как это случилось с тобой?
- Я… рассказал вам правду. Что помнил. Так все и было. Только на день раньше. И на мне был лишь один укус. А ночью… голоса позвали, и я пошел. Когда я уже думал, что вот-вот сдохну под кустами, пришел Он. Дальше не помню уже ничего. Потом вы на дороге. Я не хотел! Я вправду не хотел! Я не понимал, что творю! Мне было больно, мне было очень больно, а голоса сказали, возьми эту кровь и боли не будет. И она вправду ушла. Только я стал другим. Я не могу не подчинятся Ему.
- Он и в самом деле не может, Геракл. Раав сказал мне про три условия. Первое - Зверь не должен был видеть моего первого превращения. Это позволяет мне не слушать его приказы. Второе – я не должен пробовать крови человека. Потому что тогда забуду себя, и не останется ничего кроме голода. Тогда надеть на меня ошейник будет почти не возможно. Я изо всех сил буду стараться тебя убить. И третье – если я убью человека – все станет необратимым. Я не смогу стать прежним. Я навсегда стану монстром. Все, как мне кажется, понятно?
- Нет, не все! В каком условии сказано, что ты не мог сказать мне об этом с самого начала?
- Ни в каком. Просто, ты побежал бы убивать Зверя. Зверь убил бы тебя, и тогда кто смог бы нам помочь?
- Это великолепно! Я НЕ ПОБЕЖАЛ бы.
- Отлично. Ладно. Я знал, что это объяснение тебе не понравится. Хорошо. Вот правда. Если бы я не сумел бы первой ночью удержаться от крови, или если бы я убил человека… Ты понимаешь, что это значит? Так вот, я обязательно найду одной лунной ночью человека, который знает, КЕМ СТАЛ я на самом деле. И я сгрызу его лицо. Так же, как Зверь сожрал лицо Раава. А потом съем всех, кто будет там рядом… Ты сможешь меня убить Геракл? Пока я буду человеком, ты сможешь? Когда мы станем монстрами, нас нельзя убить обычным оружием, Геракл. Ты сам видел. Ты ранил Лидия. Где след хоть от одной раны?...
- А для чего шипы на ошейнике?
- Серебро на самом деле нас убивает. Но очень медленно, и только если оно находится в теле чудовища. Обсидиан тоже. Нож должен попасть в сердце. Не перебивай!.. Поверь, я убью тебя раньше. И знаешь, почему? Потому что ты будешь думать обо мне, как о своем друге, а я буду думать о тебе, как о еде! Но если ты наденешь на меня ошейник, я стану выполнять твои приказы. Все. Я стану принадлежать тебе, а не Зверю. С ошейником я буду не зверем и не человеком, я буду ими обоими. Столько, сколько времени будет на мне ошейник, и днем, и ночью. И в полнолуние, и в ночь без луны. Тогда ты можешь приказать мне убить Зверя. Правда, в ошейнике я поживу недолго, несколько дней, может, немного дольше. Но нам нужна только одна ночь. Сегодняшняя. Убью Зверя – избавимся от проклятия луны. Теперь я могу пойти спать?
- Подожди. Можно надеть ошейник на Зверя. И все. Тебе не надо будет рисковать…
- Можно. Но нельзя. Если бы мы знали, кто Он. Лидий не верит, но я-то знаю, что Он тоже человек. Днем. Но кто? А выяснять у нас нет времени. Ладно, даже если допустить, что ты смог это сделать… Он будет в полной силе, и Он сильнее Лидия, сильнее меня. Если Он тебя укусит, или даже поцарапает… В тебе кровь Зевса. Мы знаем, что тогда получится? Я – нет. Я даже представлять не хочу. Даже Зверь что-то такое понимает, и обходит тебя стороной. Но Он будет защищать себя, и, как это ни странно – нас. Меня и Лидия. Мы теперь такие же, как и Он. Если сегодня у меня не получится, остаешься еще ты. Тогда у тебя будет время до следующего полнолуния. И ты успеешь выяснить, кто это. Я же просил, не перебивай… Если он укусит тебя, ничего не остается. Кто тогда сможет надеть ошейник на меня? Или на Зверя? А может, на тебя? Я не смогу жить до следующего полнолуния, зная, что я такое. И я не смогу больше терпеть. Я кого-нибудь съем. Уже этой ночью. А, Лидий? Ты как?
- Я не помню, что я делаю. Я уже пробовал прошлой ночью, разве нет?
Иолай облокотился о столешницу, от души зевнул.
- Идите спать. Оба. А я подумаю обо всем, - согласился Геракл. – Иолай… Прости, что кричал на тебя. Просто … я ошеломлен. И я боюсь за тебя.
- Я тоже боюсь. За себя, - утешил его Иолай. - Но себя я боюсь больше.

* * *

Огромная, в полнеба, луна освещала лес мертвенным безжизненным светом. Свет луны был ярким – Геракл хорошо видел и нечеткую тропинку, уводившую вглубь леса, и свою тень, призрачно скользившую сбоку и чуть спереди.
Геракл спешил.
Он знал, где-то там, в глубине леса, в призрачном холодном свете происходит нечто изначально плохое, нечто необъятно злое, нечто, чего никогда не должно быть. И еще он знал, что зло это вот-вот коснется его друга. И он, Геракл, может остановить это зло. И спасти своего друга. Только бы успеть!
И поэтому Геракл бежал по тропинке.
А лунный свет косо пробивался сквозь ветки, и в безветренном воздухе мелкие пылинки медленно и величественно плавали в полосах жемчужного света. Светлячки носились бесшумно, снова и снова возвращаясь к свету, и вспыхивали маленькими звездочками. Если и верить, что по ночам нимфы и дриады выходят танцевать в лунном свете, играть в прятки среди ветвей и дразнить одиноких запоздалых путников, то лучше этого места не сыскать для них во всей Элладе.
Разве можно поверить, что здесь затаилось величайшее зло? Но оно было здесь.
Горящие точки хищных глаз провожали Геракла. Рычание раздавалось отовсюду, но пока никто не пытался напасть на полубога. Ведь их Хозяин, Зверь над всеми зверями, ждал Геракла.
Геракл покрепче сжал копье и меч. Другого оружия у него не было. Впрочем, Геракл понимал, и этого слишком много. Потому что против зла оружие бессильно. Но так он чувствовал себя увереннее.
Ах, Иолай, что же ты молчал? Почему ты молчал? Почему предал ты доверие друга? Или, может, ты сам хотел стать таким? Стать почти бессмертным, сильным… сильнее даже его, Геракла. Ничего не боятся, не зависеть от воли богов, и от желаний людей? Да, кто бы из людей не мечтал бы о подобном? Только вот путь к этому залит кровью. Он идет через боль и страдания. Через смерть.
Разве может Иолай добровольно пожелать подобного?
Тропинка привела Геракла к большому раскидистому дереву посреди поляны. К огромному древнему каштану. Где-то совсем недалеко журчала вода, и Геракл слышал запах влажной травы.
Возле дерева стоял Он и ждал.
Казалось, он стал вдвое больше с тех пор, когда убил Раава. Язык у Зверя свесился между огромными клыками, Зверь сопел, раздувая широкие ноздри. Зверь, как всегда, хотел есть.
Увидев Геракла, Зверь подобрал язык, ощерился и спросил:
- Чего надо?
Геракл оторопел. ТО, что Зверь будет разговаривать с ним, он не ожидал. С другой стороны, Зверь и был тем самым злом, которое позвало Геракла. Зло хотело говорить с ним, так пусть говорит.
- Меня позвали, я пришел. И потому я спрашиваю: «чего надо»?
Монстр хрипло рассмеялся.
- Мне – ничего. Тут кое-что есть для тебя. Давай поиграем?
Геракл молчал.
- Хорошо. Я покажу тебе своих слуг. Всех. Узнаешь, кто из них твой друг, заберешь его, вы уйдете отсюда и оставите меня в покое. Если нет – я тебя съем!
- А если я не захочу играть в твои игры? – спросил Геракл, хотя ответ он уже знал.
- Тогда твой друг станет убивать людей. И первым будешь ты.
Геракл кивнул. Зверь встал на все четыре лапы, задрал к небу большую косматую голову и завыл. Дерево дрогнуло, и вниз посыпались листья. Геракл выронил копье, бросил меч и зажал уши ладонями, но низкий вибрирующий вой проник в его голову, заполнил ее нестерпимой болью. Геракл скорчился, не зная, куда спрятаться от этого ужасного звука.
Вой оборвался на полноте.
- Видишь? Я могу убить тебя, великого могучего Геракла одним лишь своим воем! И Я предлагаю тебе жизнь. Даже целых две!
Зверь махнул лапой в сторону множества таких же монстров, как и он сам, но те были гораздо меньше размером, и когти и зубы их были куда как короче.
И они все были одинаковыми. Все до одного.
- Давай. Узнай своего друга! Можешь их даже потрогать, они тебя не тронут. И вы оба свободны.
Геракл задумчиво подошел к существам, которые выстроились в линию, и теперь злобно сверкали желтыми горящими глазами.
- Поторопись. У тебя мало времени. Как только луна зайдет, твой друг навсегда станет моим.
Я ЗДЕСЬ Я ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ Я СЛЫШУ ИМЯ ТВОЕ
Голос Иолая. Он звучал так ясно, так близко, словно Иолай стоял за спиной и нашептывал ему в ухо. Геракл оглянулся. Естественно, за спиной не было никого.
ТУТ ЖИВУТ ДЕМОНЫ
Геракл задумался. Все они одинаковые. Но что-то ведь должно отличать их друг от друга. Лидий был меньше размером, и шерсть у него была светло-коричневая, тогда как Зверь был темно-серым, а Иолай стал зверем темно-коричневого цвета.
Но эти были все одного цвета. Черного, как ночное небо, затянутое тучами. И размера они были одинакового. И одинаково вывернутые лапы, острые изогнутые когти…
ТУТ БРОДЯТ ПРИЗРАКИ
Геракл не представлял себе, как же он сможет узнать среди них Иолая.
«Ну, подай знак, Иолай! Подскажи мне, где ты. Если ты хочешь вновь стать тем, кем ты был, помоги мне!» - думал Геракл, тщетно вглядываясь в чудовищ, что стояли перед ним, не двигаясь и никак не реагируя на полубога.
Геракл обошел монстров вокруг. Аид их возьми, у них ведь нет хвостов. Так что надежды, что Иолай махнет ему хвостом, испарилась, как вода с раскаленного метала.
Куцые уши одинаково прижаты к голове. Желтые глаза с одинаковой злобой синхронно провожают взглядом озадаченного полубога.
Я ЗДЕСЬ Я ЗДЕСЬ Я ЗДЕСЬ
Геракл даже в пасть заглянул одному из них.
Удивительно, но зверь стерпел даже это. Ничего интересного. Красный язык лопатой, да вонючие желтые клыки… Тогда Геракл заглянул в пасть к другому.
- Себе в пасть заглянь, придурок! – буркнул зверь, махнув плоской головой.
Геракл возликовал. Характер Иолая давал о себе знать в любом обличье!
- Вот он! – заорал Геракл, пальцем указывая на монстра, недовольно вертящего головой, и клацающего зубами. – Вот Иолай!
- А вот и нет!!! – радостно взревел Зверь, растопырив громадные когти, и прыгнул на Геракла. – Теперь я тебя съем!!!
СЪЕМ СЪЕМ СЪЕМ СЪЕМ СЪЕМ СЪЕМ
Снова голос Иолая.
Зверь навис над Гераклом, широко распахнул пасть, и тогда… там, в жаркой вонючей глубине, Геракл увидел лица. Много лиц. Сотни, может быть тысячи. Они широко открывали рты, из страшных ран сочился гной и сукровица, кожа лохмотьями свисала вниз, зубы выпирали вперед из безгубых ртов. И они все кричали. Геракл не слышал их, но знал, что крик их бесконечен и страшен.
Клыки Зверя сомкнулись на его лице….
… Геракл содрогнулся всем телом и открыл глаза. Дождь кончился. Солнце щедро изливалось в окно, уже давно перевалило за полдень. Где-то раздавалось навязчивое несмолкаемое квохтанье курицы, И Геракл ощутил жгучее желание придавить эту жуткую птицу. А потом сварить из нее обед.
Квохтанье вдруг достигло высочайшей ноты и внезапно оборвалось.
Раздались шаги, и вошел широко улыбающийся Иолай. За шею он держал безвольно обвисшую курицу. Явно дохлую.
«Ну вот и сбылась мечта», - подумал Геракл.
- Зажарить или сварить? – жизнерадостно осведомился Иолай.
- Хм… пожалуй, зажарить. Только пусть лучше это сделает жена Лидия. И заплати ей за курицу.
- Лидий сам попросил меня свернуть ей шею! В качестве жаркого, сказал он, она принесет гораздо больше пользы! - Иолай унесся вместе с курицей. Вскоре Геракл услышал громкие голоса: Иолай о чем-то спорил с Линкеей. Потом раздался смех и голоса стихли.
Полубог задумался.
Каким же ярким был сон… Все было таким живым, таким настоящим. Значит, вот про какие лица говорил ему Иолай. Вот значит, какие голоса звучат у него в голове.
Геракл покачал головой. Боги, как ужасно видеть это и слышать это!
А Иолай смеется. Зная, что он должен сделать этой ночью, он смеется!
А впрочем, что еще ему делать? Геракл вздохнул, и подумал еще о том, что придется сделать сегодня ему. Это разве не ужасно? То, что он должен совершить. То, что его ВЫНУЖДАЮТ совершить со своим другом! Разве они спросили его, когда решали? Разве сказал ему Иолай о том, что происходит! Он нашел бы способ! Он ведь Геракл! Он ВСЕГДА находил способы! И теперь нашел бы.
Но кто его спрашивал? Кто ему хоть что-нибудь сказал? Его поставили перед фактом. И теперь он должен….
Должен. Раз другого выхода нет.
Они убьют Зверя, и все закончится. Должно закончиться. По-другому быть просто не может. Геракл вздохнул, приняв, наконец, единственно возможное решение. Значит, пора за дело.
Тем более, уже тянуло запахом жареной курицы. Быстро они с ней управились, однако. Будет знать, как кудахтать там, где не просили.

Смотри же в мои глаза,
Твой взгляд не понять нельзя.
Ты хочешь меня убить.
Убить и про все забыть.
А ночь в час глухой темна.
Зверь здесь и он ждет тебя,
Ты чувствуешь вкус охоты – зверь этот я.
Кипелов «Ария» («Зверь»)

глава четырнадцатая, которая предпоследняя

И в третий раз они сидели на ограде и наблюдали, как солнце медленно и величественно уходило за рваный край леса. Облака, весь день бродившие по небу, теперь висели в небе неподвижно.
Они любовались заходящим солнцем, и облаками, которые неспешно меняли цвета. Сперва они были розовыми, лишь края золотились, меняя свои очертания. Потом они в них смешались оранжевые, лиловые, сиреневые и еще Гелиос знает какие оттенки. Облака засияли, а потом вдруг налились красным. Солнце ушло за лес уже почти полностью.
- Ты готов, Геракл? Ты должен будешь надеть его, как только я превращусь. Если промедлишь, то уже не сможешь справиться со мной, - предупредил Иолай.
- Справлюсь, - ответил Геракл, думая о чем-то своем. – Об этом я не очень беспокоюсь.
- Тебе надо беспокоиться, ты видел, на что способен Иолай в этом облике.
- Я справлялся и с худшим, - уверенно заявил Геракл. – Раз я должен это сделать, то сделаю. Но ты уверен, что вот ЭТО… оно действительно так действует?
- Уверен, - твердо сказал Иолай, хотя ни в чем не был уверен, последний раз взглянул на солнце и медленно слез с ограды.. Но у него не было причин ставить под сомнения слова Раава. Пока что все было именно так, как он рассказал. – Ладно, Лидий. Нам очень грустно, но тебе пора. Пойдем, времени осталось не так уж много…
Остаток дня они повели, размышляя, что делать с Лидием. Наконец, тот вспомнил, что у кузнеца стоит клетка. Правда, она закреплена на четырех маленьких деревянных колесах. Но так даже лучше, они смогут спрятать ее в лесу. Клетку месяц назад оставили для починки сборщики податей. В ней они перевозили эту самую собранную подать, и крепкая решетка предназначалась для охраны подати от желающих ее присвоить. Все крестовины были дополнительно перетянуты добротными медными стяжками и скобами.
Гераклу клетка понравилась.
Клетку общими усилиями выволокли из селения, под восторженные и подбадривающие вопли жителей, которым сказали, что в клетку они будут ловить Зверя. С трудом пришлось убеждать, что помощники им не нужны. Потом Геракл потащил клетку в лес. Пока тащил по дороге, получалось неплохо. Но когда Геракл свернул в лес, тащить пришлось всем. Вот тогда пожалели, что не взяли никого из селения.
Наконец, клетка была спрятана в зарослях, под колеса они положили камни, чтобы клетка прочно стояла на одном месте, Геракл проверил, насколько надежно скобы держат прутья решетки.
Теперь ей предстояло сослужить свою службу.
Иолай и Лидий крепко обнялись.
Потом Лидий вошел в клетку, и Геракл запер ее как следует.
- Давайте, ребята. Покажите Ему. Я надеюсь, что еще увижу вас. Увижу, прежде, чем зайдет луна. Я буду молиться всем богам! Пока я еще помню себя, я буду молиться.
Иолай оглянулся всего один раз. Помахал рукой. И затерялся среди деревьев.
Лидий прижался к прутьям решетки и заплакал.
Луна уже всходила. Огромная, выпуклая. На все небо.

* * *
- Я не думаю, что хотел бы, чтобы ты все это видел, - Иолай сидел верхом на стволе поваленного дерева. Он с трудом удерживал себя от того, чтобы тихо сползти вниз и уползти куда-нибудь под ствол, где, возможно, он не будет слышать криков и рыданий в своей голове. Без одежды было неуютно и неудобно сидеть на шершавом жестком стволе. Но на земле сидеть было еще хуже.
Они требовали крови.
НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ КРОВИ И БОЛЬ ПРОЙДЕТ
ВСЕГО НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ
НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ
КРОВИ КРОВИ КРОВИ КРОВИИИИИИИИИ
Еще они требовали, чтобы он убил себя.
А еще они требовали, чтобы он убил Зверя.
Они требовали, чтобы он убил. Хоть кого-нибудь.
«Сегодня вы заткнетесь!» - злобно и мстительно думал Иолай: «Сегодня вы замолчите навсегда. Потому что сегодня вы получите, что хотели, но это буду не я!»
Голоса торжествующе возрыдали.
Иолай знал, что будет дальше. И все равно он не был готов. От запахов, таких сильных и острых, темнело в глазах. Или, может, это просто тени стали внезапно глубже, и все что окружало их двоих, вдруг приобрело другую, скрытую форму, и мир неожиданно стал совсем другим. Призрачным и темным. В нем жили только звуки и запахи, все остальное потеряло свою форму, исказилось, стало чуждым и спряталось во тьму, спасаясь от луны, которая заполнила собой все небо, все мысли и все желания.
Во второй раз это было так же мучительно и невыносимо. Иолай прижался к стволу, обнял его руками и замер. Хоть бы Геракл куда-нибудь ушел! Нет, нельзя. Придется пережить это все в его присутствии! Когти глубоко впились в сухое дерево, Иолай ощутил, как зубы его стали длинными, и появилось неприятное осознание того, что во рту они уже не помещаются. Каждый зуб болел отдельно и рос. Каждый коготь болел и рос.
В этот раз все происходило быстрее.
Иолай сполз на землю. Как же это унизительно, корчится в сухой листве у ног Геракла, превращаясь в Цербер знает кого.
БУДЕШЬ ОБОРАЧИВАТЬСЯ ВЕЧНО
НАИЗНАНКУ
Геракл понимал, что помочь Иолаю ничем не может. Ему оставалось только наблюдать, как все это происходит.
Он видел клыки и когти, видел, как меняется, деформируется все тело, как вытягиваются руки, как шерсть вырастает на глазах с поразительной скоростью. Он никогда бы не поверил, что так может быть. Но он сам все это видел.
Гераклу казалось, что он и сам чувствует боль, но он даже не мог представить себе, что переживает сейчас Иолай.
Это была и боль, и мука, и жажда изменится, и восторг чуждой сущности от того, как перерождается тело. Он видел другой мир и понимал, что ни один человек никогда не увидит его, хотя он всегда рядом, он существует в сумеречных тенях, в темных желаниях, которые прячутся так далеко, что легко вообразить, что их нет, и никогда не было. Он был избранным, ему открывалось неизведанное, непознанное и оттого желаемое еще больше.
Зачем он сопротивлялся все это время? Для чего?
Геракл посмотрел на существо, корчившееся перед ним в судорогах, на звериную морду, судорожно клацающую стремительно отрастающими зубами, на длинные пальцы на таких же длинных, невообразимо вывернутых руках… или лапах? Геракл искал в этом существе Иолая. И не мог найти. Он видел только копию Зверя. Такую же неукротимую, мощную и ужасающую.
Иолай закричал.
Из тьмы пришел ответ. Звериный вой долетел издалека, и в нем прозвучала ярость и ненависть запертого голодного зверя. К вою присоединился победный рев Зверя. Зверь вышел на последнюю охоту этого полнолуния.
Геракл догадался – пора.
… Во тьме монстр бесился внутри крепкой клетки. Он бросался на прутья, грыз их, но они были слишком толстыми. Он раскачивал клетку, выл, в бессильной ярости начинал кусать самого себя, впадая в настоящее безумие. Пена выступила на морде и потекла вниз по жесткой короткой шерсти. Зверь не унимался. Он пытался царапать и драть когтями пол клетки, снова грыз прутья, пачкая их слюной и кровавой пеной.
Ничего не выходило. Монстр бесился и бросался на прутья снова и снова.
И тогда из тьмы вышел Он. Медленно Он обошел клетку, обнюхивая ее, и трогая лапой. Потом Он вспрыгнул на верх клетки и стал размеренно и грузно прыгать на ней. Клетка шаталась, скрипела, но пока держалась. Но Зверь не спешил. Всей массой он опускался на жалобно скрипящее дерево, подпрыгивал и снова тяжело обрушивался на клетку.
Первая скоба не выдержала и отлетела в сторону с резким звенящим звуком…
…Серебряные шипы с подлым коварством тут же вонзились в пальцы. Но это не имело значения. Если эта вещь вернет Иолая, освободит его из этого монстра, Геракл наденет ошейник любой ценой.
Зверь неуверенно поднялся на лапы. Отряхнулся, поднял голову и посмотрел на Геракла в упор. Оранжево-желтыми глазами, горящими, словно два факела. Верхняя узкая черная губа задралась в оскале, обнажив желтые клыки.
Геракл сделал шаг в сторону. Иолай прыгнул на него. Полубог без труда увернулся – лапы еще плохо слушались Иолая, мощным ударом по плоской голове Геракл свалил ликантропа на землю, и усевшись верхом, попытался надеть ошейник. Острые шипы изранили все пальцы, но Геракл не обращал внимания на эту боль.
Несколько капель крови упало на сухую листву.
Иолай шумно, со всхлипом втянул воздух, и попытался вырваться и укусить Геракла. Зубы лязгнули совсем рядом от рук полубога. Геракл вздрогнул, но хватки не разжал и прежде, чем Иолай все же вывернулся из его рук, он надел ошейник.
На какой-то короткий и в то же время невероятно долгий миг Иолай перестал быть Иолаем. Он стал зверем. И зверь этот обезумел от запаха крови.
Зверь растопырил когти и бросился на Геракла. И словно налетел на невидимую стену. Его перевернуло в воздухе, он грузно шлепнулся на брюхо, стал выть и кататься по земле, пытаясь содрать ошейник. Стало еще хуже. Шея зверя уже была располосована шипами, лапы тоже были в крови.
Геракл испугался.
Испугался того, что ошейник может убить Иолая.
Но тот справился.
Ошейник впивался в плоть, серебро жгло его, словно раскаленный метал. Иолай катался по песку, пытался содрать с себя ошейник, хрипел, выл и кричал.
И от этого шипы еще глубже впивались в плоть, теплые струйки крови сбегали вниз и терялись в густой темной шерсти. Иолай забыл, как он сейчас выглядит, он забыл, что теперь он зверь.
Он не понимал, почему он не может дотянуться до шеи, что стало с его руками, и за что он вынужден терпеть эту боль.
Тело выгибалось в конвульсиях, огромные когти впивались в песок, нанизывая на себя сухие прошлогодние листья, но Иолай не видел когтей, он не видел, что стало с ним. Он видел лишь Геракла, он ощущал его запах, слышал его мысли, и принадлежал Гераклу, что наполняло его яростью и ненавистью, но с чем он не мог бороться. Иолай снова закричал.
И снова ему ответили.
Два триумфальных вопля слились в один…
… Клетка, точнее то, что от нее осталось, валялась в стороне бесформенной грудой деревянного мусора. Два монстра – огромный, сутулый темный Зверь и его уменьшенная более светлая копия, стояли у этой груды и прислушивались к чему-то.
Наконец, Зверь фыркнул, откинул лапой обломки клетки и двинулся на зов.
Второй зверь неспешно потрусил в другую сторону. По тропинке, ведущей в деревню. Зверь очень хотел есть. И это была его первая охота…
… - Сними, - попросил Иолай наконец, и обреченно затих. – Сними. Сними! Снимиииии….
Геракл услышал лишь невнятное рычание, которое перешло в долгий отчаянный вой.
- Подчинись… - предложили голоса. – Подчинись… подчинись…
- Я… подчиняюсь, - простонал Иолай, распластался на земле и затих, чувствуя, как отпускают горло сжимавшие его острые шипы, и боль стихает. Не уходит совсем, но все же позволяет робко пошевелиться и начать связно думать.
Геракл с беспокойством смотрел, как Иолай медленно поднимается и открывает глаза. Не желтые. Зеленые, яркие и настороженные.
- Иолай… - Геракл встревожено заглядывал ему в глаза. – Ты меня слышишь? Ты понимаешь меня?
Первым побуждением Иолая было вцепится клыками в лицо полубога, но боль от ошейника отбросила его от Геракла. Иолай вскочил, шерсть на его спине встала дыбом, и он завыл.
Потом вдруг осознал, что, несмотря на боль, он может мыслить четко и ясно. Что голоса молчат, и что нет перед глазами лиц, полных крика и муки.
- Геракл! Ты… должен приказать… мне…
Боги! Он может говорить! И Геракл, судя по всему, понимает то, что он говорит!
- Что, Иолай? Что я должен приказать?
Иолай вздохнул.
- Прикажи… мне… - Иолай с трудом справлялся со своим языком, да и зубы, непривычно длинные, изрядно мешали. – Убить.
- Что? – не разобрал слов Геракл.
- Прикажи мне, - уже более внятно повторил Иолай. – Прикажи мне. Убить. Зверя.
- Иолай, я не могу… я должен быть уверен, что иначе нельзя, что другого пути нет? Этот Зверь тоже может быть человеком.
- Засунь свою мораль себе в… - Иолай рассмеялся, и пожалел об этом. Боль от ошейника впилась в него, как коршун в свою добычу. Если Геракл еще не понимает, то придется объяснить. - Пошел ты знаешь куда!? Прикажи мне убить Его. Я не могу сам. Я не могу причинить Ему вред по своей воле. Только мой хозяин сможет приказать мне сделать это! Или ты хочешь сделать меня своей цепной зверюшкой на всю мою оставшуюся жизнь?! Это тебе твоя мораль позволяет? Цепные зверюшки долго не живут, знаешь ли. Серебро убивает их быстро. А-а-а, твоя мораль заставит тебя снять ошейник, правда? Но тогда ТЫ не будешь жить долго. Потому что тогда я тебя съем.
- Иолай…
- Мне плохо, мне больно. Серебро убивает меня. Прикажи мне, наконец!!!!
Геракл молчал.
Иолай зарычал, в ярости запуская когти в землю. Если бы у него была возможность, он бы лучше запустил их в Геракла. Сладкая мысль доставила ему огромное удовольствие, когда он представил, как крепкие изогнутые когти вонзаются в мягкую, податливую, беззащитную плоть, и пряные брызги летят в лицо, такие пахнущие, такие вкусные… Невозможная боль от вонзившихся шипов подбросила его, он взвыл, заметался в поисках места, куда можно было забиться, переждать, перетерпеть. Потом вспомнил, кто он и что с ним происходит.
- Смотри… что ты со мной… делаешь! – Иолай свернулся на земле, спрятал нос в лапах, чтобы хоть как-то спрятаться от дразнящих и изматывающих запахов. Закрыл глаза и услышал:
ЗВЕРЬ ИМЯ КОТОРОМУ СМЕРТЬ ЭТО ТЫ ИОЛАЙ ТЫ ТЫ ТЫ
ЗВЕРЬ
Уже близкие, уже ощутимые грузные шаги. Быстрые, уверенные в своей тяжеловесной мощи.
МОГУЧИЕ ЛАПЫ СТУПАЮТ
ЗВЕРЬ ЭТО ТЫ ИОЛАААААЙ
Иолай слышал – Зверь ищет их. Иолай знал, что Зверь вышел на охоту… И теперь ему нужен был только Геракл. Зверь почувствовал угрозу. Теперь не голод гнал Его по следам, теперь Он ощущал беспокойство. Зверь хотел сожрать Геракла раньше, чем окончится последняя ночь полной луны. Чтобы больше никто не угрожал Его существованию, когда снова взойдет полная луна.
- Он здесь, Геракл, - предупредил Иолай, беспокойно оглядываясь. – Он пришел.
С оглушительным ревом Зверь прорвался сквозь заросли. Легко перепрыгнул ствол поваленного дерева, маленькие желтые глаза увидели Геракла и торжествующе сверкнули. Зверь издал еще один громозвучный рев, выпрямился, насколько это было возможно, нетерпеливо шевельнул когтями и оскалился.
Он хотел одного – убить. Если Зверь когда-нибудь и был человеком, Он давно забыл об этом…
… Ни одного огонька не горело в селении. Все окна были плотно закрыты, двери заперты. Все спали. Геракл и Иолай долго убеждали мужчин, что устраивать охоты и облавы попросту бесполезно. Внутри домов людям ничего не грозило. Все так думали. Но чудовище, подбиравшееся к селению, думало иначе. Монстр прекрасно знал, как добраться до людей. До вкусного свежего человеческого мяса. Терпеть зверь уже не мог. За эти ночи голод стал таким нестерпимым, что сводил с ума, которого и так было не слишком много. Чудовище могло думать только о еде. О смерти, и о боли. Другие мысли он не понимал. Они были, но чужие, не его, а еще чьи-то еще. Но о таких сложных вещах зверь думать не умел, поэтому те, другие мысли так и оставались где-то глубоко в его голове. И хотя слабо там копошились, думать о еде не мешали. А голод разрывал его внутренности, его мысли и его чувства.
Зверь уверенно вбежал в селение, оглянулся, выбирая тот дом, куда его тянуло больше всего, и сладко облизнулся. Еда тут, еда рядом, и еды много! Зверь неспешно потрусил в сторону дома старейшины.
О да, туда ему и надо…
… Геракл и Зверь встретились взглядами.
- Иди, Иолай. Иди и убей Его.

Слово было сказано.
Надо мною тишина,
Небо полное огня.
Свет проходит сквозь меня
И я свободен вновь.
Я свободен от любви,
От вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы
И от земных оков.
От зла и от добра.
В моей душе нет больше места для тебя.
Кипелов «Ария» (Я свободен»)

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ, САМАЯ КОРОТКАЯ

Два зверя самозабвенно катались по земле, кусали друг друга, раздирали страшными когтями. Короче, получали удовольствие.
Иолай выплескивал всю ярость и глухую жажду убийства, которую вызывала в нем сущность зверя. Человеческая его часть тоже жаждала убить. И обе сущности отчаянно хотели выжить, поэтому объединились в едином порыве – убить Зверя.
Геракл стоял в стороне, рядом с поваленным деревом. Он смотрел, и понимал, что вмешиваться ему не следует. Хотя он был готов придти на помощь Иолаю в любой момент. Однако, Иолаю это не требовалось.
Небольшой ум Зверя вдруг осознал, что на его существование посягают. И что эта угроза настоящая, во плоти, с клыками и когтями, и старательно рвет этими самыми клыками и когтями Его шкуру. Зверь вдруг осознал, что Он уже не бессмертен, потому что нашелся тот, кто мог Его убить. Кто знал, как Его убить.
И Зверь испугался.
Иолай наоборот, торжествовал. Его обе части ликовали, чувствуя страх зверя и ощущая свою силу.
В какой-то миг Зверь подпустил Иолая слишком близко к себе, и тот воспользовался предоставленной возможностью. Он вцепился в горло Зверя, с остервенением разрывая его, захлебываясь хлынувшей кровью, наслаждаясь и урча от удовольствия. Зверь бился в цепких лапах Иолая, превосходя его по весу и по силе, он почти вырвался из когтей противника, но с кровью уходила и Его сила. Уходила слишком быстро и стремительно. Иолай вгрызался в горло Зверя, пока его попытки освободится, не превратились в вялые трепыхания. И все же Зверь был еще жив, и все еще был опасен. И хотя рана была ужасна, монстр знал, еще до утра она затянется, если сейчас Он сможет убежать. И тогда, если его противник доживет до следующего полнолуния… кто знает, кто окажется победителем. Потому что Зверь будет знать, и Он будет готов.
Но Иолай тоже знал, что нужно Зверю, и что ему, Иолаю, следует делать.
И он это сделал.
Одним мощным прыжком он догнал Зверя, прыгнул тому на спину, вонзил в холку когти, и повалил на землю.
Зверь царапался, дрыгал задними лапами, рычал и визжал, брызгая кровью, слюной и розовой пеной.
Иолай взревел, и когтями разорвал грудную клетку Зверя. Сердце Зверя билось часто и сильно. Издав победный вопль, Иолай вырвал из груди сердце Зверя.
Зверь страшно, по-человечески тонко и надрывно, закричал и забился. Он все еще цеплялся за жизнь, понимая, что это конец.
И это был конец. Зверь судорожно дернулся, вытянулся и замер. Желтые глаза угасли…
Измазанный кровью Зверя Иолай стоял возле Зверя, и держал в руках Его сердце, еще теплое и вздрагивающее. Держал в руках.
Он снова был человеком…
… Посреди селения стоял голый человек. Стоял, непонимающий, растеряно оглядывающийся вокруг. Лидий не помнил, как он здесь оказался. Ведь он должен был быть в клетке… Он поднял голову вверх. Желтая немощная луна печально взирала на него с неба, усыпанного звездами. Никогда Лидий не видел ничего прекраснее.
Размахивая руками, он кричал, прыгал и смеялся как безумный.
Через щели в запертых окон люди с удивлением наблюдали за своим старейшиной, который голышом носился по селению и вопил, точно сумасшедший.
«Ну вот», - сказали себе люди: «Только избавились от старого сумасшедшего Раава, как тут же получили сумасшедшего старейшину Лидия. Наверное, это судьба».
…На траве лежало голое, изувеченное, с разодранной грудной клеткой и перегрызенным горлом, тело. Лицо его было цело.
Кожевник стал последней жертвой неведомого монстра.
На этот раз – действительно последней.
Последний из проклятой семьи Ликаона. И почему-то никто так и не смог вспомнить, как же его звали…

Слишком грустно быть бессмертным,
Те же лица день за днем.
Те же глупые ответы
На вопрос: «Зачем живем?»
Не всем волчатам стать волками,
Не всякий взмах сулит удар.
Есть равный дар лететь на пламя,
Чтоб там остаться навсегда.

Кипелов "Замкнутый круг"

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Вот, собственно и вся история…
Нет, чем ты опять недоволен, Геракл? При чем тут боги! Ты сам ходил к Артемиде. Боги любят говорить неправду? А ты поумнел! Ой, ну оставь ты наконец, Геру в покое.
Да, Геракл?...
Кому я эту историю сейчас рассказывал, ночью, на дороге?
Считай, я репетировал.
А нам так и не удалось их убедить, что мы убили монстра. Да никто этого монстра и не видел, кроме нас и Лидия… не хотел бы я быть на его месте, когда он объяснял жене, почему он бегал ГОЛЫМ по селению в такое время… Но он здорово придумал с тем медведем. Вот они все теперь и думают, что это медведь людей драл. А кожевник умный был, зараза. Жил один, никуда не лез, ни во что не вмешивался, никто ничего о нем толком не знал. Даже имя с трудом потом вспомнили. Ликаон, сын Ликаона…небось и внук того же самого Ликаона… что-то имя знакомое. Нигде не слышал?.. Артемида упоминала?
Ну а почему меня теперь понесло, на ночь глядя? Тогда почему мы на том постоялом дворе не остались? Там слишком дорого? Нет, это ты мало зарабатываешь!.. Геракл, и не смотри на меня так!.. Что значит, я зеваю? Ну, зеваю. Спать хочу, потому и зеваю. Ты задаешь провокационные вопросы, Геракл! Что значит, вроде бы я устал? Конечно же, я устал. А ты нет? После того, как ты целый день плуг таскал вместо лошади?.. Лошадь устала?!... Я тоже!!! Так почему я не захотел остаться? Ни на один лишний миг не хочу там оставаться! Почему? Вот я говорю, что ты задаешь провокационные вопросы. Что?! Знаю ли я вообще, что это за слово?! А вот то, что ты у меня про это спрашиваешь и есть то самое слово!.. Не хочу оставаться, потому что боюсь, что завтра лошадью буду я! Не буду? Ты и сам справился бы? Ну, ладно. Не повезло лошади… Чего? Шел бы ты Геракл… куда…куда… по дороге!
Кто грязный? Я грязный?!! Где это я грязный? Ах ну да, я грязный. И ты тоже. Еще даже больше, чем я. На тебе места для грязи больше, чем на мне!
Ладно, и вовсе не плоские у меня шуточки. Я серьезно говорил. Что? Сам дурак!... И? Сам знаешь? Удивительно.
Я согласен, это ужасно, когда люди страдают от чудовищ? А как ты думаешь, чудовища от людей страдают меньше?
Да, смерть это всегда грязно, больно и некрасиво. Ты не скоро все это забудешь? Никогда это не забудешь?! Ты? Никогда? Вот смешно!! Чего я смеюсь? Что смешного в том, что ты сказал? То, что ты сказал – смешно. Абсурдно. Да, значение этого слова я знаю тоже. Вот то, что ты сейчас сказал – и есть это слово! Со мной невозможно говорить? Да ладно. Все могут, а ты нет? Впрочем, можешь не говорить. Я сам справлюсь.
Еще бы ты сомневался!
Вот ты послушай. Сидит богач за роскошным столом. Вокруг женщины, вино рекой, музыканты и все такое. Не жизнь – сказка! И вдруг – стук в дверь. Он: «Кто там?». А ему: «Танатос!» - «Ну и что?» - «Ну и все»!
Что значит: «и где смешно?» Какой ты все-таки… да именно, такой вот и есть! Нормальные у меня шутки. Это ты их просто не понимаешь, а все остальные понимают… Геракл! Это ты про что? Аааа, про ежа! Еж – птица гордая, пока не пнешь, не полетит! Таааак, а что тебе не нравится?... Да. По-моему, это смешно. Что значит, попробуй его пнуть?... Что? Не полетит?! Разве что шага на два?! И вообще, это жестоко?! Жестоко для кого? Для ежа? Нуууу…это ты загнул. И кто бы говорил!
Нет, нет, нет! А вот ты его пни. Кого?! Ежа. Лучше босиком. Так смешно сразу станет! Так весело! Не хочешь? Зря. Салмоней тоже говорил, что не смешно. А потом пнул. Так просто, посмотреть, что получится. Так еж полетел, и высоко, а главное – далеко. А Салмоней весело и жизнерадостно долго прыгал по полянке. На одной ноге. Все смеялись. А ты говоришь – не смешно…
Отстань, Геракл. Отстань, вовсе это не жестоко. Как поступит гуманист, увидев, что крокодил подкрадывается к спящему людоеду? Я знаю, кто такой гуманист. Это ты! Смотри, какая сегодня луна!
Я не меняю тему!..
На что это ты намекаешь?
Глаза у меня блестят?
Смотрю я на тебя странно?
Я есть хочу!
Что?... Что значит, опять? В каком смысле, опять? Я пахал целый день! Ну и что, что на тебе! Это нормально, что человек хочет есть, после того, как он целый день работал. Ты работал? А я только ездил на тебе?!!
А, тебе не жалко? Могу и впредь? И сколько мне пожелается? А! Для друга тебе ничего не жалко?
Зевс! До чего хорошо, что есть настоящие друзья!...
Кстати, а почему кожевник стал монстром? Семейное проклятие?
Ведь больше такого ни с кем случиться не может?
А почему ты ТАК на меня смотришь?
Неееет, я назад не пойду! ЕСЛИ появится новый монстр, вот тогда…
И в следующий раз пусть он ТЕБЯ кусает!

Я свободен,
Словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл,
Что значит страх.
Я свободен,
С диким ветром наравне,
Я свободен,
Наяву, а не во сне.
Кипелов «Ария» (Я свободен»)

конец, который окончательный