Д.С. Мережковский, 1894

*** На большом валуне недалеко от берега сидел юноша, опустив босые ноги в прохладную воду моря… Волны, тихо нашептывая что-то свое, набегали на камень, ласкали загорелую кожу, оставляя на ней прозрачные капельки, сиявшие в лучах заходящего солнца… Уперев ладони в прохладную поверхность валуна, юноша задумчиво смотрел на воду, менявшую свой цвет от темно-синего у его ног до оранжево-красного на горизонте… Белая морская пена стала чуть розоватой… Почему-то вдруг подумалось, что именно такой, наверное, она и была, когда Крон восстал против своего отца…
Юноша невесело улыбнулся краешками губ… Улыбка получилась чуть заметной, грустной… но спокойной…
Почему? Откуда это странное сочетание? В голове хаосом роилось облачко пчел-мыслей, а на душе тем не менее было спокойно…
- Ты последнее время какой-то тихий, Гермий… Что с тобой?
Нежный голос белокурой девушки, возникшей из ниоткуда в россыпи золотистых искр и устроившейся на камне рядом с юношей, медленно вывел того из задумчивости…
- Все как-то странно, сестренка… Вот скажи мне… ты же у нас заведуешь любовью… почему мы не умеем любить как они и почему нас не любят так, как их?
Афродита пожала плечами…
- Откуда я знаю… видимо такова Судьба… ты же знаешь, что даже для нас не все возможно… даже нами владеет Рок и нашу Судьбу нельзя изменить… и Мойры тут наверное не при чем… у них ведь тоже есть своя Судьба…
- Возможно, ты и права…
Гермес помолчал, потом протянул руку и послал из ладони змейку серебристых искр в игривые морские волны, наблюдая, как она, извиваясь и поблескивая последними лучами венца Гелиоса, скрывается в глубине.
- Почему ты вдруг спросил об этом? – Афродита склонила на бок изящную голову и белокурые пряди коснулись обнаженного плеча брата… - Это из-за того посланца? Тот странный чужак, который пришел к отцу… он все говорил о любви… о том, что над всеми нами и над ним тоже есть Единый… и этот Единый – это Любовь… Я не совсем поняла, о чем он… странный он какой-то… был… я даже его лица толком не запомнила…
При упоминании о госте, Гермий чуть заметно вздрогнул и закусил губу… При всей своей внешней легкомысленности, свойственной, как считают некоторые, всем красивым женщинам, Афродита порой очень точно подмечала то, что было главным, то, что на данный момент беспокоило его…
- Я не знаю, сестричка… Он действительно какой-то странный… Когда я смотрел на него… не знаю… на какой-то момент мне вдруг показалось, что я готов пойти за ним куда угодно, поверить во все, что он скажет… я слушал его и смысл его слов оседал где-то в глуби моего сознания… Я до сих пор слышу его голос… Чувствую его силу…
Гермес тряхнул головой, убирая упавшую на глаза волнистую темную прядь… Взглянул на сестру…
- Ой, у тебя опять цвет глаз изменился, - своим привычным легким тоном заметила Дита. – Знаешь, а тебе идут зеленые глаза… Карие, впрочем, тоже… Но с зелеными ты становишься каким-то… загадочным…
Как будто не замечая ее слов, Гермес посмотрел мимо нее, вдаль, туда, где тонкая линия горизонта отделяла синеву вечернего неба от синевы засыпающего моря. Что напоминал ему этот цвет? У посланца были синие одежды… тоже странные, как и все, что было с ним связано… Гермию вдруг показалось, что он снова уловил запах белой лилии, которую держал в руках этот…
- Слушай, Дита, как он назвал себя? Не помнишь? Странное такое слово…
- Архангел, кажется… Интересно, что это означает? – Афродита пожала плечами, довольно равнодушно. Было видно, что гость занимал ее не больше, чем потемневшие облака на небе. Вдруг она нежно взяла брата под руку, прижавшись щекой к гладкой и загорелой коже плеча:
- Скажи, почему он так волнует тебя? После его визита ты сам на себя не похож… Уж не влюбился ли ты случаем? Не думаю, что это была бы самая хорошая идея… Он ушел неизвестно куда, непонятно, увидишь ли ты его еще раз… Забудь ты о нем…
- Не могу, - Гермий опустил голову. – Как ни стараюсь, не могу… Его слова о Любви никак не выходят из головы… - внезапно он поднял голову. – Знаешь, очень хочу почувствовать, что это такое… та любовь, что дана людям…
- Что? – голубые глаза богини непонимающе смотрели на брата. – Зачем тебе это? Хотя, в принципе, я могу тебе это устроить… Выбирай любого человека и дальше – дело техники…
- Нет. Ты не поняла. Я хочу испытать это сам… найти ее сам… как человек…
- Хочешь пойти в мир людей? – Дита смотрел на Гермеса, как на сумасшедшего.
- Ну надо же когда-то использовать нашу способность к воплощениям, - Гермий с деланным равнодушием пожал плечами… - К тому же, это не помешает мне продолжать исполнять мои обязанности тут…
- Ты отцу об этом говорил?
- Зачем? Это его не касается… Я же сказал, что выполнению моих обязанностей это не помешает…
Афродита немного смутилась. Как-то странно получалось – воплотиться в мире людей. Многие из них приходили туда, находили себе любовников, развлекались там, даже влюблялись… Но приходило время и они быстро забывали свои «живые игрушки» и возвращались на Олимп. И никто из них даже не мыслил о том, чтобы самому, хотя бы на время, хотя бы частично стать человеком. Эта идея казалась ей опасной, чужой и чуждой… Женским чутьем Дита понимала, что в этом странном решении брата виноват никто иной, как этот странный чужак, представший однажды перед троном Зевса и говоривший с ним как с равным…
- Есть и еще одна причина, - тихо прошептал Гермес после напряженного молчания. – Я хочу забыть ЕГО…
Обеспокоено заглянув в серьезное лицо брата, Афродита вдруг обняла его, положив голову ему на плечо… ее мягкий шепот легким ветерком коснулся волос юного бога:
- Вижу, ты уже все решил… я не стану переубеждать тебя… только будь осторожен, ладно? Люди не так безобидны, как это кажется… под час они более жестоки, чем считают нас.
Гермес молча кивнул, нежно обняв сестру в ответ. В этом прикосновении выразилась вся его благодарность за ее понимание, за ее серьезность, за ее заботу… которая была так редка в их Семье…

Конец