Инвентаризация

Автор: Aramis
Перев.M.W

Полубог проснулся, весь мокрый от пота, и сразу понял, в чем дело. Ночь была очень жаркая,  и Иолай, сбросив с себя одеяло, свалил его на Геракла. Пока сын Зевса парился и потел под весом двух одеял, охотник блаженствовал в прохладе, и его обнаженное тело блестело как лунный свет, ласкающий его.
На мгновение Гераклу захотелось перебросить все одеяло обратно на друга, но он подавил в себе это желание, понимая, что это лишит его этого великолепного зрелища. Он не часто получал возможность вот так просто насладиться этой неподвижной красотой, потому что Иолай практически все время находился в движении, подобно капли ртути, постоянно ныряя из одного приключения в другое. И вот глазам Геракла наконец представился шанс как следует рассмотреть охотника без того, чтобы слышать постоянное нытье типа «да ладно, Герк, мне надоело. Не нужно. Нам пора. И т.д.»
Первый взгляд Геракл бросил на взъерошенную золотую гриву. Завитки волос цвета спелой пшеницы, такие же солнечные и мягкие, как шелк, постоянно летающие, как и их владелец, и развевающиеся на ветру. Кудри, которые придавали  вводящему в заблуждение взгляду ощущение чистоты и невинности.
Как Геракл любил зарываться лицом в этот ароматный венок славы, когда Иолай доверчиво прижимался к нему. Он никогда не чувствовал себя более защищенным, чем когда он гладил эту белокурую шевелюру.
Глаза сына Зевса скользнули ниже, к небольшому в форме полумесяца шраму на лбу охотника. Он помнил, как Алкмена сшивала эту рану в далеком детстве. Иолай вздрагивал, но стискивал зубы, решив не опускаться до слез.
Ниже шрама – золотые брови, которые полностью соответствовали волосам, а под ними – самая выразительная часть охотника – его глаза. Они были закрыты, но Геракл знал их очень хорошо, знал каждую их уловку, но все равно регулярно становился жертвой их хитростей. Синие, как летнее небо, они пристально смотрели на мир с восторженным  удивлением, особенно когда их владелец прикладывал некоторые усилия льстя или подставляя друга. Они были столь же изменчивы, как море. Они танцевали и искрились, когда их хозяин удивлялся или что-то замышлял, и они могли превращаться в огромные темно-синие озера желания, когда они смотрели на Геракла. Да, он знал эти глаза слишком хорошо. Он видел их затопленными слезами, сверкающими от любви, пылающими от страсти, горящие гневом и даже окруженные черными кровоподтеками после драки, что давало повод сравнить охотника с енотом. Они разбивали сердце Геракла, когда были несчастны, заполняли его любовью, когда улыбались ему, и при случае рождали в нем желание как следует потрясти их владельца, когда в них отражалась очередная проказа. Эти глаза всегда выдавали их  хозяина его возлюбленному, хотя тот, великолепно их зная, все же не мог им сопротивляться.
Ресницы, обрамляющие эти глаза. Они могли быть скромно опущены, когда их владелец чувствовал себя виноватым в чем-то, или замышлял что-то, что хотел скрыть. Они могли кокетливо трепетать, когда охотник хотел добиться своего или дразнился.
Морщинки смеха, разбегающиеся от уголков глаз. Линии, которые отражали любовь их хозяина к жизни и злому, колючему юмору.
Нос охотника прямой, хорошей формы. Как он остался таким после такого огромного количества драк и ударов, которых ему пришлось вынести, Геракл не мог понять.
Щеки, гладкие с такими удивительными ямочками. Геракл всегда поражался тому факту, что они сохранили детскую мягкость, не смотря на суровую жизнь охотника. Волосы, растущие там были светлые и льняные. Геракл всегда завидовал тому, что Иолаю не обязательно было бриться каждый день. Как и глаза, эти щеки легко сообщали наметанному глазу полубога настроение их хозяина. Розовый румянец выдавал виновность или вредные замыслы. Полубог видел их бледными и бескровными, когда Иолай был ранен или болен. Он видел их, испачканными кровью и слезами. Он видел их пылающими с огромной жизненной силой. Полубог аккуратно подарил им легкий, словно перышко поцелуй и возобновил инвентаризацию.
На очереди уши. Прекрасная форма. В левом мерцала золотая серьга. Ее подарил Иолаю Геракл, когда начались их отношения, смущаясь и спрашивая себя, как охотник воспримет этот подарок. К его радости Иолай с радостью принял подарок и немедленно потребовал от Геракла, чтобы тот вдел ее в его ухо. Полубог всегда испытывал неприятное чувство держать горячую иглу и сшивать раны охотника и только сердитая угроза Иолая сделать это самому заставила его выполнить требование. Геракл изучил эти уши очень хорошо. Мочки были очень чувствительны.  Внимание к ним заставляли охотника корчиться от желания привлечь внимание и к другим частям тела.
Глаза Геракла скользнули к губам охотника, самым привлекательным, сочным губам в мире. Губам великолепной формы. Он видел их раздутыми и опухшими от ударов или его поцелуев. Эти губы так легко растягивались в кривоватую, но невероятно красивую и сверкающую улыбку. Часто они размыкались, чтобы выпустить наружу самый заразительный на свете смех. Этот смех был визитной карточкой его друга. Ни один человек, знающий Иолая, но не слышавший его смеха, не мог утверждать, что знает его хорошо.
Сладкие губы скрывали самый очаровательный рот, который когда-либо попадался Гераклу. Сильные белые зубы, которые чудом пережили многочисленные поединки и привычку Иолая постоянно жевать все, что выглядело более-менее съедобным. Даже Геракл был знаком с их работой и его кожа часто носила на себе следы их любви.
И тот невероятно умелый язык, который был настолько талантлив в своих исследованиях, что мог свести Геракла с ума. К сожалению он мог свести его с ума и по другой причине, потому что был непослушен и недисциплинирован. И никогда не мог спокойно лежать за зубами, даже если его действия подвергали остальное тело серьезной опасности. Геракл поморщился, вспоминая как часто этот язык вовлекал своего хозяина и его друга в неприятности. Иногда он был слишком болтлив, особенно когда Гераклу требовались мир и покой. Время от времени полубогу приходилось поцелуем добиваться желанной тишины, а в особенно тяжелых случаях, прижимать свою широкую ладонь ко рту охотника.
Подбородок Иолая сильный и упрямый. Он прекрасно отражает упорство своего владельца и его не желание уступать в спорах.
Да, лицо охотника было красивым, сильным и уязвимым. Полный набор в одной упаковке, полное отражение души.
Взгляд Геракла опустился ниже. Шея. Мускулистая и в тоже время словно созданная для любви.  Хоть и не видимый в настоящее время затылок был одной из самых чувствительных областей Иолая и тоже получал свою долю внимания. Как Геракл любил целовать его, когда Иолай откидывал голову постанывая от желания и напрягая мускулы шеи. Вид этой шеи напомнил Гераклу об одном очень неприятной инциденте. Он вспомнил, с каким ужасом смотрел на эту замечательную шею, обвитую тугой веревкой, которую бросила Амазонка, пытаясь задушить его друга. Чуть позже Иолай погибнет в том бою, и Геракл задрожал, подумав о том, что он мог потерять своего возлюбленного, если бы не уговорил Зевса повернуть время вспять.
Полубог отогнал эту печальную мысль и вернулся к созерцанию шеи Иолая. Он наклонился и мягко поцеловал ее, улыбнувшись про себя, потому что много раз угрожал свернуть ее, когда ее владелец был особенно неуправляем.
Куда теперь? Руки или грудь? Иолай принял решение за него. Пока сын Зевса колебался, охотник закинул руки за голову, как это делают спящие дети. Геракл усмехнулся. Как часто он захватывал эти руки в этом положении, дразня и щекоча своего возлюбленного. И теперь был огромный соблазн захватить эти руки и пробежаться пальцами по корчащемуся от наслаждения телу… Но Геракл знал, что если он это сделает, то он никогда не закончит свой осмотр. Красивые руки были натружены и несли на себе множество крошечных ожогов, появившихся от работы в кузне. Короткие ногти, потому что эти руки постоянно трудились. Они могла делать мечи, ножи и другие полезные вещи. Но они же могли превратить эти обычные вещи в произведения искусства.
Разглядывая эти руки, Геракл не мог ни вспомнить странное приключение, которое было у них с Иолаем, когда загадочный сон заставил охотника двигаться на север. Тогда эти ладони Иолая стали красными, как кровь, и этот отличительный признак позволил найти других людей, которые тоже были причастны к странным поискам. И хотя ни сам охотник, ни Геракл не поняли, значение того, чему они стали свидетелями, оба поняли, что охотник был избран для этой миссии  в силу каких-то своих душевных качеств.
Геракл покачал головой. Эта мысль отвлекла его от рассматривания рук. Нужно вернуться к инвентаризации, пока Иолай не проснулся. Что еще умели эти руки?
Они могли не только творить, очень часто полубог рассматривал их как оружие. Как они умудрились остаться столь красивыми, нанеся столько ударов. Их владелец любил сражаться. Он никогда не отказывался от брошенных вызовов, никогда не спускал оскорбления и легко поддавался на провокации. Полубог неприятно было думать о том, во скольких заварухах он вынужден был участвовать из-за своего друга. Он пытался ругаться. Он пытался вдолбить в охотника некоторый смысл. Но ничего не срабатывало. Иолай всегда возражал, говорил, что это начали другие парни, так какая разница, кто нанес первый удар. Они сами напросились. Так или иначе, когда есть возможность, почему бы ни воспользоваться преимуществом неожиданности? Большие люди никогда не ждут нападения от кого-то маленького. Это просто удивительно, думал полубог, как коварный охотник подчеркивал свой скромный рост, когда это было ему выгодно и помогало выиграть спор с другом, и как быстро нарывался на драку, когда об этом упоминал кто-то посторонний.
Когда дело доходило до борьбы, эти руки не только наносили удары. Они знали множество специальных методов Восточного боя, не знакомых многим людям на Западе. Эти навыки компенсировали невысокий рост охотника и даже поначалу дали возможность их довольному владельцу заставить недоверчивого Геракла пропахать пол в собственном сарае. Конечно, с тех пор Геракл выучил многие уловки друга и они оказались очень полезными.
Эти руки в совершенстве умели обращаться с ножами и мечами, хотя полубог всегда поддразнивал друга, говоря, что это абсолютно бесполезно, потому что Иолай терял меч уже через тридцать секунд после начала боя. На самом деле это было неправдой и они оба это знали. Превосходное умение владеть мечом позволило Иолаю выдержать длительный поединок, когда охотник спасал своего кузена Короля Ореста. То, что он вышел из этого боя только с царапиной на левом бицепсе и красной полосой поперек ягодиц, по которым генерал нанес хлесткий удар рапирой, стало свидетельством его мастерства фехтовальщика.
Эти руки были потрясающе талантливы и в других областях. Как и язык, они были бесстрашными исследователями, особенно тела полубога, и когда находили еще не открытые области, то принимались за проведение опытов, вычисляя как эти области отреагируют на поглаживания, щекотку и пощипывания. К счастью, кроме новых открытий, они любили возвращаться к старым, хорошо изученным областям.
Геракл знал, что время поджимало и пора двигаться дальше. Глаза скользнули вниз, на предплечья. Полубог моментально почувствовал сожаление. Красный туман гнева заволок сознание Геракла, когда он вспомнил, каким страшным мукам подвергалось правое запястье,  когда брата Диметрия,  пытал связанного охотника,  пытаясь выведать у него место нахождения полубога.
И даже имея сломанную руку, Иолай притворился, что сдался и постарался увести бандитов в совершенно  противоположное место. Рука беспокоила Иолая  несколько недель еще и потому, что он не давал ей шанса зажить как следует, постоянно используя ее в драках. Геракл требовал чтобы рука была привязана к телу, пока кости не срастутся, но в этом случае Иолай становился слишком уязвимым. Сначала он согласился только на петлю, но потом отказался и от нее. Даже теперь Полубог подозревал, что рука никогда не приобретет свою прежнюю силу, но ее хозяин никогда в этом не признается. Время от времени Геракл был уверен, что упрямство охотника самый худший его враг.
Пристальный взгляд сына Зевса скользил по округлым бицепсам к широкой с хорошо развитыми мускулами груди. Пока он наблюдал как ритмично она поднимается и опускается, его глаза натолкнулись на маленький шрам. Перед глазами сразу возникло видение – торчащая из груди охотника отравленная стрела, которую выпустила Золотая Хинда, думая, что охотник пришел поймать ее. Страшное видение умирающего друга, страдающего от яда, проникшего в его кровь заставило Геракла задрожать. Каким беспомощным он тогда себя чувствовал! Когда Сирена узнала о своей ошибке, она излечила охотника, но Иолай никогда ей не доверял, полагая, что она сделала это только для того, чтобы завоевать расположение Геракла.
Покачав головой, чтобы рассеять эти тревожные воспоминания, Геракл остановил взгляд на той части анатомии охотника, которую он очень любил. Симпатичные, маленькие коричневые соски, окруженные белокурыми волосками. Как он любил грызть и сосать их, пока охотник стонал, выгибая спину в ответ на это  внимание.
Но был и еще один объект между ними, притягивающий взгляд. Амулет. Хотя он не являлся часть тела охотника, он всегда находился там. Геракл всегда имел смешанные чувства по поводу того, что этот амулет вырезан в форме змеи. Он являлся неотъемлемой частью охотника и Геракл уважал это, но иногда он рождал тревожные мысли и полубог с трудом подавлял в себе желание сорвать его с груди друга. Человечество всегда боялось змей, даже притом, что целители избрали ее в качестве своего символа.
Змея Иолая не имела отношения к этому образу. Это была единственная вещь, оставшаяся Иолаю на память об отце. Посторонний человек мог бы подумать, что это вещь дарит приятные воспоминания, но Геракл знал, что это не так.
Он знал, что амулет символизировал тоску по любви и ласке, которых не было у Иолая в детстве, а не воспоминания о них. Генерал Скоурус редко бывал дома, а когда появлялся, то постоянно напоминал сыну что тот бесполезный, никчемный плакса, маменькин сынок и карлик, который никогда не станет воином и поэтому не достоин отцовской заботы. Когда Иолай встретился с ним в Подземном мире, после сражения с палачом Геры, отец приветствовал его словами «Я все еще твой генерал, малыш!» чем подвел черту своей человечности. Геракл подозревал, что его раскаяние было притворным. Оно было нужно только для того, чтобы покинуть ту опостылевшую пещеру и попасть на Елисейские поля, а не потому что он на самом деле изменил свое отношение к своей семье. И Геракл ужасно боялся того, что в глубине своей души Иолай тоже это понимает, хотя отчаянно пытается убедить себя, что это не так.
Став взрослым, Иолай продолжал мучиться из-за своего детства. Он переключался с одних отношений на другие, но все это было поверхностно. Охотник боялся быть отвергнутым, если бы он показал истинную глубину своих чувств. Хотя Геракл знал, что Иолай полностью уверен в его любви к себе, полубог понимал, как легко эта уверенность может быть поколеблена. Так легко травмировать охотника неосторожным словом или необдуманным действием!
Таким образом, смотря на амулет, Геракл все еще чувствовал ненависть к человеку, который мог так жестоко обращаться с Иолаем и испытывал настоятельную потребность заботиться и лелеять своего друга.
На левой стороне груди тоже был маленький шрам, пробуждающий тревожные воспоминания. Геракл и Иолай вместе с Зеной и Габриэль отправились освобождать Прометея, чтобы вернуть людям дар огня и исцеления. Охотник не признался, что был ранен в сражении с приспешниками Геры, пряча рану под жилетом. Он хотел сам нанести последний удар, который должен был бы освободить Титана, но стать фатальным для того, кто его нанесет, чтобы пожертвовать собой, и спасти от страшной участи Геракла и Зену. Он выдал себя, когда Габриэль упала на него, задев глубокую рану на груди, и Геракл вынужден оставить его на ее попечение, думая, что они больше никогда не встретятся в этой жизни. Прощаясь, он только сжал плечо охотника. Тогда они еще не были любовниками и рядом стояли Зена и Габриэль, но он никогда не забудет печаль в глазах Иолая из-за такого короткого и невыразительного прощания. Он никогда бы не позволил себе поступить так снова, но тогда он с трудом проглотил, застрявший в горле комок. Спускаясь с горя он мог думать только о том, жив ли еще его друг и проклинал себя за столь бессердечное прощание.
Когда выяснилось, что Иолай ранен Зена спросила: «Почему ты не сказал?» И Геракл ответил: «Потому что у него храброе сердце и упрямая голова». Оба утверждения были справедливы. В той мускулистой груди билось самое верное, самое храброе и самое любящее сердце в мире. Не было ничего чтобы Иолай не сделал бы для друга. Полубог вспомнил маленькую компактную фигурку, которая встала между ним и гигантом Тифоном, мужем Ехидны. И тот ужасный удар…
А потом был палач Геры, которую охотник пытался не подпустить к Гераклу. Его травмы были ужасны, но все, что он сказал: «Геракл, это не твоя вина, что я ранен. Я сам вызвал ее на бой».
Так много раз храброе и любящее сердце Иолая заставляло его отбросить здравый смысл и осторожность. Геракл пробовал отговаривать друга, напоминал о постоянном риске, руководствуясь собственным горьким опытом, когда из-за женитьбы на Сирене, он отдал свою силу Аресу. Но все было напрасно. Это был один из немногих вопрос по которому друзья никак не могли придти к соглашению. И видимо никогда не смогут. Хотя…
Геракл знал один способ вынудить охотника согласиться на что угодно. Он широко усмехнулся и взглянул на ребра друга. Даже простой угрозы было достаточно, чтобы заставить Иолая смеяться. Когда они были детьми внимания к этой части охотника было достаточно, чтобы расплатиться за все шуточки Иолая, которые даже если не были направлены непосредственно на полубога, но тем не менее постоянно втягивали его в неприятности. К счастью ребра охотника с возрастом не утратили свою восприимчивость и Геракл частенько прибегал к такому наказанию.
Живот. Удивительно, как умудрился остаться таким плоским не смотря на всю любовь его владельца к продовольствию. Иолай постоянно жевал все, что хоть отдаленно напоминало еду. Геракл никогда не сомневался относительно правдивости рассказывал охотника о том, как он всерьез рассматривал крысу в качестве ужина, когда его заперли в тюрьме и морили голодом. К счастью Иолай был отличным охотником и рыболовом, иначе у него не хватило бы никаких денег прокормить свой жадный живот.
Но его желудок казалось, был стальной, потому что смог переварить даже острую и пряную еду, которая обожгла и заставила восстать внутренности Геракла, когда тот имел бесстрашие или точнее безрассудность попробовать кое-какие блюда Фалафела.
А еще этот живот любил пиво. Фактически, он любил много пива. Геракл даже считал, что слишком много. За что его владельцу приходилось расплачиваться следующим утром. Хотя сам владелец никогда не связывал эти два события, всегда находя все новые и новые объяснения своему болезненному утреннему состоянию.
В середине живота была ямочка. Игривый язык, вставленный в эту ямочку мог заставить охотника потерять себя. Геракл обожал такие чувствительные места на теле своего друга и мучил их при каждой удобной возможности.
Бедра. Стройные и мускулистые. Смотря на них Геракл виновато вспомнил, сколько раз они несли синяки и ушибы, когда он захватывал их слишком сильно, наслаждаясь в этот момент другими частями тела охотника.
В этот момент Иолай перевернулся на живот. Сначала Геракл хотел выругаться за то, что друг выбрал для этого не самое подходящее время, но потом решил, что это даже удачная мысль, поскольку если бы он опустился ниже живота, то уже никогда не смог бы закончить свою инвентаризацию.
Как бы то ни было, он остановил взгляд на прекрасной спине охотника. Как она наслаждалась вниманием! Ее владелец почти мурлыкал, когда ее поглаживали и почесывали. Но особенно она любила быть вымытой. Охотнику так редко выпадала радость обнаружить ванну, достаточно большую, чтобы вместить обоих друзей. Но когда это удавалось, Иолай развивал бурную деятельность, заставляя других нагреть достаточно воды, принести много ароматных масел, мыла, пены и еще что-нибудь, что могло добавить новизны к чувственному удовольствию. Геракл должен был признать, что немного вещей в мире доставляли ему такое удовольствие, как прикосновение к атласной коже приятеля, скользкой от мыла или масла.
Полубог снова вздрогнул, потому что вспомнил удар плетью, оставивший след на этой прекрасной спине, когда один из зверей Максимуса решил, что охотник трудиться с неподобающим рвением.
Глаза полубога заскользили вниз и остановились на  загорелых округлых ягодицах Иолая с темной щелью и маленьким отверстием между ними, которое приводило полубога в такое восхищение. Как он любил сжимать и ласкать эту часть охотника.
Его сестра Афродита всегда называла Иолая «Сладкие Щечки». Сначала в своей наивности Геракл думал, что она имеет в виду лицо, но когда он поближе познакомился с анатомией друга, он пересмотрел свое мнение. Он вспомнил, как часто ее руки прикасались к этой части тела охотника. И понял, что ревнует! Это только его привилегия!
С тех пор как они с Иолаем стали любовниками, Геракл стал ловить себя на том, что слишком часто заглядывается на эту часть тела охотника. Он узнал, как соблазнительны эти обтянутый черной кожей штанов напряженные мускулы. Как провокационно они могут двигаться, бросая вызов нравственности полубога. Иногда Геракл даже прикладывал к ним руку в ласковом упреке, а в последнее время он стал подозревать, что охотник нарочно провоцирует его на это действие.
Размышляя, Геракл почувствовал, как возбуждение охватывает его собственное тело. Он знал, что должен держать себя в руках и побыстрее двигаться дальше, прежде чем он окончательно потеряет над собой контроль. Мысленно он уже видел себя, без церемоний погружающегося в великолепное тело друга до самого дна. Интересно, как отреагирует Иолай если его внезапно разбудить подобным образом? Начет ругаться? Но, казалось, охотнику нравилась такая страсть и Геракл не придавал его жалобам большого значения. Полубог знал, что иногда он был слишком груб, не справляясь со своим нетерпением, но Иолай охотно прощал его и время от времени даже поощрял его. Геракл почти слышал как его друг кричит от боли и удовольствия. Как это испугало его, когда он услышал этот крик в первый раз! Он был готов отпрянуть в сторону, но тут понял, что друг просит его продолжать и двигаться сильнее.
Эти сладкие воспоминания сменила мысль, что и другие части тела охотника нуждаются в столь же пристальном внимании. Он с трудом заставил себя отвести взгляд от этих совершенных ягодиц, пообещав вернуться к ним, чтобы проверить не пропустил ли он что-нибудь, давая им оценку.
Глаза остановились на бедрах, обычно заключенных в темницу черных кожаных штанов. Стройные, мускулистые, они могла мертвой хваткой сжимать тело друга. Кожа с внутренней поверхности нежная, очень чувствительная к ласкам. Как Геракл любил ее поглаживать, старательно избегая соседней области и заставляя охотника приходить в отчаяние от такого пренебрежения. Кстати, эта область не менее притягательна, чем предыдущая. Геракл с трудом удерживался от желания раздвинуть это бедра и устроиться между ними. Нет! Пока нельзя!
Икры. Сильно развитые, крепкие, потому что их владелец привык без труда поспевать за широкими шагами сына Зевса.
Подобно всем остальным частям, икры тоже вызывали не только приятные воспоминания.
Когда Гера послала палача. Чтобы убить Геракла, Иолай пытался не подпустить ее к другу. Избитый и истекающий кровью, он буквально вполз в комнату полубога. Несколько дней он вынужден был хромать, опираясь на костыль.
Наконец тонкие, стройные лодыжки и маленькие красивые ступни. Брианна как-то спросила: «Твой друг хорошо танцует?» Тогда Геракл ответил: «Мы с Иолаем никогда не танцевали, но он всегда был легок на подъем».
Это было огромное приуменьшение. Он не знал никого, кто бы двигался лучше Иолая. Наблюдать его в драке, когда он наносит удары в высоком прыжке с разворота, все равно что восхищаться великолепным танцем. Он видел как противники охотника бросали сопротивляться, словно загипнотизированные его изящными движениями. Они думали: «Этот малыш ничего не сможет сделать со мной»… и в следующую минуту охотник запрыгивал к ним на плечи обрушивал на них град ударов и пинков.
Когда Иолай был счастлив, энергия била из него ключом. Если он и Геракл отправлялись на охоту или рыбалку она удваивалась, подстегнутая нетерпением. В этот момент Иолая можно было сравнить с непоседливым ребенком. Он постоянно забегал вперед друга, уговаривая его поторопиться.
Но эти же самые ноги могли осторожно и бесшумно двигаться по любой местности, не оставляя никаких следов присутствия их владельца.
Иолай видел отсутствие у друга навыков такого движения, но никогда не дразнил его, понимая, что человек такого телосложения не может тягаться с ним.
Сын Зевса улыбнулся, вспомнив, когда эти ловкие ноги подвели их хозяина. Огромная крестьянка втянула Иолая в чан, в котором она давила виноград. Охотник насквозь пропитался виноградным соком и понадобилось насколько дней чтобы с его кожи сошел фиолетовый цвет. Как же Геракл дразнил его тогда!
Сын Зевса так же придумал способ борьбы с помощью этих чудесных ног. Он хватал друга за руки и раскручивал вокруг себя, используя его ноги как дубинку. Понятно дело, что Иолай никогда не считал это хорошей идеей, но тем не менее никогда не жаловался.
-          Итак, любовь моя, - прошептал Геракл своему спящему возлюбленному. – Кажется все. По-моему я не пропустил ничего важного.
Он усмехнулся, потому что представил себе возмущенные возражения охотника: «Пропустил! Самое главное! И знаю почему, ты ревнуешь!»
Геракл знал, что Иолай отлично оснащен в этой области, но дразнясь, говорил, что это так кажется на фоне всего остального сравнительно небольшого тела. И штаны, которые носил Иолай позволяли ему выглядеть даже больше Геракла. Полубог подумал, что нужно как следует осмотреть эту область, чтобы убедиться, что там все в порядке. Иолай не простил бы его, если бы он пренебрег ею.
Осторожно и нежно Геракл перевернул друга на спину. Внимание сразу привлекли шелковые золотые волосы, чуть темнее, чем на голове. Цвет, который никогда не перестанет очаровывать полубога. Среди этого очарования находился бархатно-крепкий член, который Геракл знал так хорошо, лучше чем кто-либо.
Какой восхитительной забавой было нарочно избегать его, оказывая преувеличенное внимание другим частям тела, пока его владелец корчился и стонал от нетерпения.
Как часто Геракл ласкал языком этот упругий орган, упиваясь его вкусом,  обеспечивая смазку, облегчающую дальнейшую игру.
Да, это кое о чем напомнило полубогу. Он обещал вернуться к некоторой области. А он гордился тем, что всегда держал слово! Он аккуратно перевернул охотника обратно на живот, но тут Иолай открыл глаза. Он увидел смотрящего на него Геракла. Реакцию Иолая никогда нельзя было предсказать. Он немедленно привстал, поцеловал друга в щеку и лениво спросил.
- Доброе утро. Что на завтрак и чем мы сегодня займемся? Я думаю, что мы могли бы…
Геракл одним движением обхватил охотника за плечи и повалил обратно в постель.
- Я могу ответить сразу на оба вопроса.
- Да? И что?
- Тебя!
Похотливая улыбка полубога стала очень широкой, когда его возлюбленный счастливо улыбнулся и откинулся на подушки в радостном ожидании.