Глава 2
Дженсен проснулся по сигналу трубы и тут же осознал, что не может приступить к несению службы – его мундир еще не готов.
Из Англии он уехал с одной сменой белья и небольшой суммой денег, потраченной в основном на еду. Подумав о еде, Дженсен понял, что голоден, и спросил себя, будет ли ему позволено позавтракать, или он должен сидеть в своей комнате и ждать портного.
В дверь постучали, и, к немалому удивлению Дженсена, в комнату вошла симпатичная молодая девушка, судя по внешнему виду – местная. Ее руку оттягивало тяжелое ведро.
Не обратив никакого внимания на смущенного мужчину, она вылила в рукомойник теплую воду из ведра, слила в освободившееся ведро содержимое ночного горшка и, не сказав ни слова, ушла. Дженсен так и остался стоять в ночной сорочке посреди комнаты, ошеломленный и смущенный.
В Англии эту работу выполняли денщики или дежурные солдаты, женщинам не позволялось заходить в казармы, независимо от того, находились там мужчины или нет. Он мысленно поблагодарил Господа за то, что успел совершить утренний туалет до ее прихода, иначе ситуация была бы куда более щекотливой.
Не зная, чем заняться, Дженсен подошел к окну. Полк выстроился на плацу для поднятия флага. У каждого полка помимо государственного флага было свое знамя, которое обязательно несли впереди во время любого похода или сражения. Потеря знамени была равносильна поражению, для солдата не было ничего позорнее, чем видеть знамя своего полка в руках неприятеля.
Дженсен наблюдал за церемонией, чувствуя себя странно. Он столько раз сам участвовал в подобном, что теперь ему неловко было наблюдать со стороны. Когда прозвучала команда «Разойдись!», солдаты вернулись в казармы на завтрак, чтобы потом приступить к исполнению своих обязанностей.
В дверь снова постучали, она приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова, покрытая коротким ежиком темных волос. На ухмыляющейся физиономии вредно сверкали удивительные синие глаза.
- Ага, - произнесла голова. – Вижу, ты в приличном виде.
Дверь открылась до конца, пропуская высокого стройного человека в форме со знаками второго лейтенанта. Человек держал в руках поднос, на котором дымилась тарелка овсянки.
Дженсен вскочил со стула, но офицер махнул рукой, призывая его расслабиться.
- У нас люди в ночных рубашках не стоят по стойке «смирно»! Садись, ешь.
Он поставил поднос на стол.
- Спасибо, сэр, - Дженсен подвинул стул к столу и принялся за еду. Он не понимал, почему офицер, пусть даже в небольшом звании, лично принес ему завтрак, но не собирался жаловаться. Уголком глаза он заметил, что тот не ушел, а присел на край кровати и с увлечением наблюдает за ним. Покончив с завтраком, Дженсен повернулся к офицеру.
- Я могу узнать ваше имя, сэр?
- Можешь, - усмехнулся тот, - Но я тебе его не скажу.
Дженсен нахмурился, не понимая странного поведения улыбчивого человека.
- Сэр? – осторожно переспросил он.
Офицер вздохнул и наклонился вперед, зажав коленями сложенные ладони. Жест нормальный, когда разговаривают друзья, но абсолютно неприемлемый в разговоре начальника с подчиненным.
- Я называю имя, а у тебя глаза на лоб полезут от удивления. Может, ты даже скажешь: «О!», а потом быстро отведешь глаза, потому что я твой командир, а ты – мой солдат. Это всегда так неудобно. Поэтому я стараюсь этого избегать.
- Я не понимаю, сэр, - Дженсен смутился окончательно, и в его голову закралась мысль, что парень не совсем в себе.
- Точно. Вот поэтому давай поговорим о более понятных и приятных вещах. Как тебе завтрак?
- Ммм, эээ… очень вкусно, сэр.
- Я слышал, что по дороге сюда ты потерял мундир. Это была главная тема для сплетен вчера в обеих столовых.
Дженсен нервно сглотнул и побледнел. Он еще не успел познакомиться ни с кем из будущих сослуживцев, а над ним уже смеется весь полк. Не зная, что сказать, он промолчал.
- Ты какой-то неразговорчивый.
- Мне нечего сказать, сэр.
- Почему-то я в этом сомневаюсь, - мягко произнес лейтенант, поднялся с кровати и составил грязную посуду обратно на поднос. Дженсен тоже встал. Прежде чем уйти, офицер обернулся к нему:
- Если тебе станет легче, рядовой Эклз, то я как никто другой знаю, что значит быть изгоем за то, что ты другой. И если ты найдешь, что сказать, я с удовольствием тебя выслушаю, - он улыбнулся. – Между прочим, я – второй лейтенант Майкл Розенбаум.
Когда за ним закрылась дверь, Дженсен поймал себя на том, что лейтенант оказался прав – его брови сами собой поползли наверх, а губы приоткрылись в беззвучном «О!». Еврей в чине офицера английской королевской армии! О таком Дженсен никогда прежде не слышал.
Дженсена очень встревожил тот факт, что Розенбаум был осведомлен о его преступлении. Это могло означать, что и весь полк уже в курсе. Солдата, чей позор известен всем, легче контролировать. Цена нескольких поцелуев и легкого касания оказалась непомерно высока. Надежда начать жизнь сначала таяла на глазах.
Как и было обещано, форму доставили перед сигналом на ужин. Осторожно погладив мягкую ярко-красную шерсть мундира, Дженсен быстро оделся. Мундир сидел великолепно. Подкладка, отвороты и манжеты были синими, как и положено по форме лейб-гвардии. Дженсен знал, что ее привезли из Англии, и на складах форта хранился ее запас. Работа портного заключалась в том, чтобы подогнать мундир под владельца. Наконец Дженсен мог встретиться со своими новыми сослуживцами.
Он спустился в столовую для рядового состава и нашел незанятое место за длинным столом. Несколько человек кивнули ему, приветствуя, но большая часть не обратила на него никакого внимания. Хотя были и такие, кто не спускал с него любопытного взгляда. На ужин подали восхитительный мясной бульон, тушеное мясо с большим куском теплого хлеба и стакан вина. Вино стало приятным сюрпризом. Как объяснили новичку, каждому солдату в день полагался один стакан. Дженсен ел с удовольствием, прислушиваясь к шуткам и смеху за столом и стараясь держаться как можно незаметнее. Было ясно, что службой здесь довольны.
Ужин прошел спокойно, и, когда полк распустили после вечернего построения, Дженсен заторопился в свою комнату.
На следующее утро он вместе со всеми выбежал на плац для утренней переклички и церемонии поднятия флага. Началась служба.
Первую неделю он находился при капитане Моргане, выполняя его поручения. Служба была вполне посильной, даже скучной, и держала его отдельно от остальных солдат его полка. Компанию ему составлял другой рядовой, с которым они делили обязанности денщиков. Потом круг его обязанностей расширился. Каждое поручение Дженсен старался выполнять добросовестно, но по-прежнему избегал завязывать более близкие отношения с сослуживцами. Мужчины в полку ему нравились. Они были куда раскованнее и честнее, чем все, с кем ему дотоле приходилось служить, но, когда дело касалось исполнения приказов или дисциплины, лучших солдат ему не доводилось встречать.
Спустя несколько недель Дженсен понял, что пока не видел ни одного наказания. Это, мягко говоря, было необычно. В его бывшем полку не было ни дня, чтобы какой-нибудь несчастный не подвергался порке. Но капитан Морган, по-видимому, испытывал одинаковую неприязнь как к палке, так и к плетям. И, несмотря на суровые угрозы, наказаний не было. А угрозы так и оставались угрозами.
Страх оказаться перед строем был главной причиной, по которой Дженсен не торопился сходиться с новыми товарищами. Он боялся сказать что-то не то или повести себя как-то не так, что могло бы быть истолковано как безнравственность. Поэтому быстро заработал репутацию нелюдимого одиночки и потерял шанс на доверие сослуживцев. Его желание держаться ото всех подальше вызывало насмешки, которых он так мечтал избежать.
Никто не выказывал враждебность открыто, но однажды он случайно услышал обрывки разговора, который явно не предназначался для его ушей.
- Кто этот красавчик?
- Какой-то английский щеголь, который думает, что слишком хорош для того, чтобы общаться с простыми солдатами.
- Я слышал, что его поймали за непотребным действием с мальчиком-слугой.
- А я слышал, что это была овца…
- Почему же его не повесили?
- В отличие от нас, мужланов, джентльменам все сходит с рук.
- Думаю, что он даже не мужчина. Посмотри на него, посмазливее многих девчонок.
- Может, нам удастся обменять его на шкурки? Я слышал, что краснокожие любят заниматься содомией.
Лицо Дженсена запылало при этом случайно подслушанном разговоре. Несмотря на многие удобства, жизнь в форте постепенно становилась для него невыносимой. Как бы он ни старался, прошлое настигало его и здесь.
Однажды, спустя три недели после его прибытия, во время завтрака в солдатскую столовую вошли первый лейтенант капитана Моргана и его новый адъютант. Все встали по стойке «смирно». Офицер подошел к Дженсену и протянул ему конверт. Когда он ушел, взгляды всех, кто находился в это время в столовой, сосредоточились на белом прямоугольнике. Мужчины вновь расселись по местам, продолжая наблюдать за новеньким.
Письмо было от капитана Моргана, и Дженсен знал, что должен немедленно его вскрыть. Наверное, в нем содержалось что-то важное или что-то сугубо личное, иначе капитан передал бы приказ на словах. Дженсен затаил дыхание, чувствуя на себе внимательные взгляды нескольких десятков глаз.
- Думаю, тебе лучше его открыть, - пробормотал сидящий рядом с ним старый солдат под тихий смех остальных.
Дженсен стиснул зубы и, сломав личную печать капитана, развернул лист. Капитан приказывал ему подняться в его личные покои. Немедленно.
Дженсен почувствовал, как завтрак комом встал в желудке, к горлу подкатила тошнота. В чем он провинился? Он начал лихорадочно перебирать в голове свои последние поступки, пытаясь понять, что могло вызвать недовольство капитана. Была лишь та ужасная сплетня, которую он случайно подслушал. Неужели кто-то мог оклеветать его перед командиром? Зачем? Он поднялся из-за стола и извинился. Выходя из столовой, Дженсен спиной чувствовал на себе пристальные, заинтересованные взгляды. Такие же взгляды сопровождали его, пока он поднимался по лестнице на третий этаж. Он уже понял, что наказания редки в этом полку, и мог предположить причину такой заинтересованности.
Пока он поднимался и шел по длинному коридору к покоям капитана, по спине катился липкий холодный пот. Оказавшись перед дверью, Дженсен поднял руку, чтобы постучать, но застыл, так и не решаясь этого сделать. С детства его учили, что наказание – неотъемлемая часть жизни, и встречать его нужно с подобающим джентльмену мужеством. Но сколько еще можно терпеть? Сколько еще унижения и физической боли он должен вынести, чтобы стать настоящим мужчиной? Мужчиной, которым, как уверен был Дженсен, он никогда не станет.
Глубоко вздохнув, он постучал.
К его огромному удивлению, дверь открыла женщина. Далеко не такая юная, чтобы ее можно было назвать красавицей, но очень симпатичная, с длинными темными волосами, живыми карими глазами и безупречной, не тронутой морщинами кожей.
Увидев Дженсена, женщина улыбнулась.
- Должно быть, вы – рядовой Эклз. Проходите, прошу вас, - произнесла она с едва заметным акцентом, происхождение которого Дженсен не смог определить. Она говорила чуть в нос, но слова выговаривала очень четко. И слушать ее было так же приятно, как и смотреть на нее.
Склонив голову в знак уважения, Дженсен шагнул в личные покои капитана Моргана, состоящие из столовой, спальни, общей залы и частного личного кабинета.
- Муж ждет вас там, - она указала на кабинет.
Дженсен изумленно моргнул. Ему не приходило в голову, что капитан может быть женат. Никто никогда не упоминал о его жене, и за три недели он ни разу ее не видел. Хотя, говоря начистоту, все это время он старался держаться подальше от прочих.
- Благодарю, мэм.
Дженсен постучал в закрытую дверь кабинета:
- Сэр?
- Входи, - раздался из-за двери голос Моргана.
Дженсен вошел и закрыл за собой дверь, точь-в-точь как в день своего прибытия. Страх немного рассеялся. Не станет же капитан наказывать его в присутствии жены.
Кабинет оказался очень просторным. Пол был застелен шикарным ковром, скорее всего, привезенным из Индии, стены завешены многочисленными книжными полками, а в дальнем конце комнаты был выложен большой камин на случай морозов.
Капитан сидел за красивым отполированным столом.
- Садись, рядовой Эклз, - кивнул он на стул напротив.
Дженсен смутился. Такое обращение подсказало ему, что беседа будет частной и неофициальной, а это означало, что здесь он не за проступок. Вместе с облегчением на Дженсена обрушилась волна растерянности. Он не совсем понимал, для чего его вызвали. Сослуживцы часто говорили о непредсказуемости своего начальника, держащей в тонусе весь полк. Щедрый и милосердный с одной стороны, Морган слыл жестким и требовательным командиром.
- Спасибо, сэр, - Дженсен изо всех сил старался, чтобы его голос не дрогнул.
- У нас есть проблема, - Морган поднял голову и уставился на рядового.
- Сэр? – тот нервно сглотнул.
- Ты избегаешь общения, а это значит, что солдаты тебе не доверяют. Когда есть недоверие, увеличивается количество смертей.
Дженсен откашлялся и, понимая, что может быть наказан, все-таки осмелился заговорить.
- При всем моем уважении, сэр, они никогда не будут доверять мне. Им известно мое преступление, и это сводит на нет все мои попытки завоевать их доверие. Я избегаю их настолько, насколько это возможно, чтобы не мешало несению службы, потому что я был наказан за свое преступление и не перенесу, если надо мной будут насмехаться. Единственное, что мне остается – это уединение и, честно говоря, я думаю, что остальных это устраивает.
Откинувшись на спинку стула, Морган с улыбкой смотрел на рядового.
- Отлично. Вовремя ты разговорился. А то я было подумал, что ты умеешь говорить только «да, сэр», «нет, сэр» и «спасибо, сэр».
Дженсен смутился окончательно, не зная, как реагировать на шутку капитана. У взгляда Моргана была какая-то странная особенность проникать в самую душу, и Дженсен ненавидел себя за те чувства, которые начинал испытывать к своему командиру. Один неверный шаг мог стоить ему жизни.
- Тебе придется столкнуться со всеми прелестями этой суровой земли, рядовой, - произнес Морган. – Зимы здесь чрезвычайно суровы, иногда приходится идти на крайние меры, чтобы выжить. Когда выпадет снег, главной задачей будет поддерживать огонь, чтобы сохранить тепло. Солдаты, офицеры, наемники – все будут проводить большую часть времени в главном зале у камина. В обязанности патрулей будет входить добыча дров, иногда на это может потребоваться несколько дней. Иногда придется вылезти из униформы и лечь в одну кровать со своим товарищем, чтобы согреть друг друга. Бывали зимы, когда даже дыхание замерзало на губах, и единственное, что позволяло нам выжить – доверие и сплоченность. Недоверие в этой ситуации означает смерть. Для тебя и еще какого-нибудь рядового. Я ясно выразился?
Губы Дженсена сжались в тонкую линию. Он слышал истории о суровости здешних зим, больше походящие на фантазии. Но Морган не стал бы лгать.
- Да, сэр. Но я не знаю, как изменить эту ситуацию.
Это было большее, что он мог позволить себе при данных обстоятельствах. Просить о помощи в его положении было бы слишком самонадеянно.
- Ты недооцениваешь моих людей. Храбрость, упорство и смирение – вот то, чем они восхищаются. Чтобы завоевать их доверие, тебе придется потрудиться. Думаю, можно начать уже сегодня, с посещения танцевального вечера.
Дженсен ошеломленно моргнул.
- Танцевального, сэр?
Морган усмехнулся.
- Ты точно отстал от жизни, если знать не знаешь о вечерних сборищах. Раз в месяц жители этого форта собираются в общей зале на вечер танцев. Такие вечера напоминают о доме и способствуют сближению военных и гражданских, - Морган наклонился через стол и заговорщически шепнул, - говорят, там бывает забавно.
«Забавно» - не то слово, которое ожидал услышать Дженсен из уст своего командира. Ему снова пришлось откашляться.
- Я слышал о танцах, сэр, но не понимаю, как появление на вечере улучшит отношение ко мне. И, кроме того, я не люблю танцы.
Как сын состоятельных родителей, в Англии Дженсен получил разностороннее образование, включающее правила поведения в обществе и этикет. Он ненавидел светские вечера. Вежливые, занудные, ни к чему не обязывающие беседы вполголоса. Жеманные дамы, выведшие своих дочек в свет в поисках достойных мужей, и молодые прохвосты, стремящиеся улучшить свое положение выгодной женитьбой. Капитан посерьезнел.
- Я ведь могу приказать, рядовой.
Тон его голоса ясно дал понять, что только ненормальный станет оспаривать этот дружеский совет.
- Я буду там, сэр.
- Отлично. Можешь вернуться к исполнению своих обязанностей, рядовой.
Весь оставшийся день Дженсен провел в панике перед надвигающимся вечером. Весь полк находился в радостном предвкушении, кроме тех несчастных, которым выпала честь нести караул. Дженсен с огромной радостью поменялся бы местами с любым из них.
Ужин пролетел очень быстро, и комитет по организации вечера взялся за украшение зала, готовя его к приходу гостей из числа гражданских. Это дало время личному составу привести себя в порядок. Многие отправились за пределы форта, на реку, чтобы выкупаться, но Дженсен предпочел уединиться в своей комнате. Готовя себя к наступающему вечеру, он в который раз пожалел, что не пьет. Стаканчик или два виски помогли бы ему лучше перенести публичное испытание.
Дженсену казалось, что он понял истинную причину приказа капитана: многие торговцы и некоторые старшие офицеры жили здесь с семьями. Также было несколько молодых особ, работающих в форте, и Дженсен был уверен, что его поведение с этими дамами будет тщательно контролироваться. Если ему удастся воплотить в жизнь задумку капитана, то недоверие к нему сослуживцев постепенно исчезнет, и о его сексуальных предпочтениях вскоре забудут. Дженсен одернул мундир и стиснул зубы, готовый из последних сил отстаивать свое мужество.
Он постарался как можно дальше оттянуть момент своего появления в общей зале, чтобы это не стало неприличным. К моменту, когда он спустится, все будут заняты танцами и не обратят на него никакого внимания. По крайней мере, он на это надеялся.
Выйдя из комнаты, он сразу услышал шум и музыку, а спустившись в зал, увидел больше двухсот человек, треть из которых составляли солдаты его полка, а остальные были гражданскими, проживающими на территории форта. Танцевали главным образом старшие офицеры и их жены. Среди танцующих он увидел капитана Моргана и был очарован увиденным. Капитан улыбался, показывая ровные белоснежные зубы. На гладко выбритых щеках появились ямочки. Он с нежностью смотрел на свою жену, кружа ее в танце.
Большинство солдат оказывали знаки внимания юным особам, которых в зале было не больше пятнадцати. Белые женщины были редкостью в этой стране, и Дженсен заметил, что вокруг каждой незамужней девушки толпились молодые мужчины. Пока дочери хихикали с кавалерами, их матери танцевали или сплетничали, усевшись в кружок.
Глубоко вздохнув и понадеявшись, что вечер быстро закончится, Дженсен спустился с последней ступеньки лестницы и присоединился к обществу. Его появление не прошло незамеченным: девицы, стоявшие небольшой группкой, тут же уставились на него заинтересованными взглядами и зашушукались. Послышался смех. Дженсен почувствовал себя неловко. Но он уже настроился на то, что нужно пригласить кого-нибудь из девушек хотя бы на один танец, чтобы не подвести своего капитана.
- Явился! – прозвучал приятный мужской голос, и на плечи Дженсена легла чья-то рука.
Второй лейтенант Майкл Розенбаум неожиданно возник рядом. На его губах играла дерзкая усмешка, и было заметно, что он весело проводит время.
- А я уже собрался посылать за тобой поисковую группу. Никто не может пропустить первый вечер танцев на новом месте службы. Это против правил!
Дженсен был озадачен таким демонстративным проявлением дружеских чувств, но подумал, что, пока на его плечах висит мужчина, он вряд ли сможет сделать хоть что-то для спасения своей репутации. Но Розенбаум, казалось, сполна пользовался уважением и расположением других мужчин в форте, и Дженсен не думал, что причина только в его офицерском звании. Столы ломились от легких закусок, но Дженсен подошел к той его части, где стояли бутылки с красным вином и сидром.
Девушки все как одна покраснели, когда он проходил мимо них.
- Глянь, - прошептал ему на ухо Розенбаум, - у тебя уже появились поклонницы.
Девушки были совсем молоденькие, не старше шестнадцати, но в этом возрасте они уже могли вступать в брак. В свои 24 года Дженсен был бы для них самой подходящей партией. И ему, хотя его это не интересовало, пришлось проявить элементарную вежливость.
- Добрый вечер, дамы, - он на мгновение склонил голову.
Одна девушка лукаво прикусила губку, подтолкнула свою подружку, которая залилась краской по самые ушки, и быстро защебетала:
- Добрый вечер, сэр. Прекрасная музыка, не правда ли?
Приглашение было недвусмысленным, и Розенбаум пихнул Дженсена локтем в ребра, ехидно при этом улыбаясь.
В конце концов, он здесь именно для этого.
Дженсен вздохнул, распрямил плечи и, верный выбранной им роли, галантно предложил девушке руку:
- Вы окажете мне честь?
Подружка смелой девушки от нетерпения даже приподнялась на цыпочки, а та решительно протянула свою крохотную ручку.
- С удовольствием.
И, хотя он не любил танцы, танцевать Дженсен умел и делал это хорошо. Его родители позаботились о том, чтобы у него были лучшие учителя. Очень быстро выяснилось, что девушка – дочь офицера, и тоже очень искусна в танцах, что позволило Дженсену чувствовать себя намного раскованнее и использовать более смелые па. Она быстро уловила его замысел и легко подстроилась под движения, полностью положившись на уверенные действия партнера. Постепенно взгляды большинства людей в зале оказались прикованы к этой паре.
Ее звали Мэри, она была симпатичной, миниатюрной, с доброй улыбкой, лучистыми глазами, бархатной кожей и нежным смехом. Но ничто из ее достоинств не привлекало молодого человека, и Дженсен боялся, что никогда не будет привлекать. Тот, к которому его тянуло, был жестоко запорот у него на глазах. И он спрашивал себя, что подумает эта молодая дама, глядящая на него таким мечтательным взором, когда узнает о происхождении шрамов на его спине.
Танец закончился, он склонил голову, благодаря ее. Раздались аплодисменты. Она присела в реверансе и, счастливо прощебетав:
- Я надеюсь еще на один танец, сэр, - убежала к своим подружкам, которые тотчас принялись шептаться, точь-в-точь дебютантки.
Очень хотелось выпить.
И, словно прочитав его мысли, к Дженсену подошел Розенбаум и протянул полный до краев стакан вина.
- Это была красиво, – Майкл улыбнулся. – Правда. Ты произвел впечатление, и теперь все вокруг считают себя неуклюжими медведями, каковыми, собственно говоря, и являются. Уверен, что из-за тебя нам придется открыть школу танцев.
От одной этой мысли Розенбаума передернуло.
Дженсен улыбнулся острому языку лейтенанта.
- Осторожно, - Майкл шутливо посерьезнел в ответ на его улыбку. – А то привыкнешь, тебе начнет нравиться, но… у нас нет ни единого шанса. А вот мужчины этого форта возненавидят тебя за то, что ты украл внимание дам. Я слышал, что девушки о тебе говорили!
Дженсен на мгновение прикрыл глаза.
- Это не слишком ли открыто, сэр?
Майкл пожал плечами.
- Ну, они и не очень-то прятались, а я всего лишь разливал вино неподалеку. В общем, так… они думают, что ты потрясающе красив, они собираются падать в обморок при звуке твоего голоса, и одна из них призналась, что, если ты ее поцелуешь, она мгновенно выпрыгнет из всех своих юбок.
Лицо Дженсена мгновенно залилось краской. Розенбаум расхохотался и дружески похлопал его по плечу. Несмотря на все свое смущение, Дженсен все же заметил, что, хотя Майкл говорит много и громко, он не предпринимает попыток завоевать расположение ни одной из присутствующих девушек. У него возник вопрос, который он не имел права задавать. Но все же задал.
- Но почему вы не танцуете с этими милыми дамами, сэр?
Брови Розенбаума поползли вверх от удивления.
- Очень смелый вопрос, мой юный друг. Но мне казалось, что ответ очевиден. Я – еврей. И если я хоть пальцем трону одну их этих хорошеньких христианок, не миновать мне плетей. А если я решусь на поцелуй, то меня ждет смертная казнь. Или кастрация, что в сущности одно и тоже. Мне нравятся и мои гениталии, и моя жизнь. Поэтому бедный еврейский мальчик останется девственником, пока состоит на службе Его Величества.
- Мне жаль, сэр, - Дженсен понял, о чем говорил Розенбаум в день их знакомства, и проникся к лейтенанту еще большей симпатией.
- Не стоит… я сберегу ее для хорошенькой еврейской девушки, на которой я женюсь, когда закончится моя служба. Надеюсь, - Майкл многозначительно усмехнулся, - девушка окажется здоровой и очень, очень выносливой, - Дженсен не смог удержаться от улыбки. – А кроме того, мне не разрешено танцевать с женщинами. Это против правил моего народа.
- Евреи не танцуют?
- Еще как танцуют! Только не с женщинами. Мужчины-евреи танцуют с другими мужчинами. А женщины танцуют с женщинами. Это тоже красиво.
Дженсен покачал головой.
- Хотел бы я побывать на ваших танцевальных вечерах, - он до боли прикусил язык, но было поздно. Ужасные слова прозвучали вслух, но Розенбаум только рассмеялся и тронул его за плечо, приглашая следовать за собой.
- Думаю, пришло время тебе ближе познакомиться с еще одной одиночкой в этом форте.
Дженсен нерешительно последовал за ним к группе солидных дам, которые сидели кружком, обмениваясь сплетнями. Одна женщина сидела чуть поодаль, и Дженсен с ужасом узнал жену капитана Моргана. Он быстро огляделся в поисках своего командира, но Майкл, видя его растерянность, схватил его за рукав и буквально силком подтащил к госпоже Морган.
- Добрый вечер, мэм. Я хочу вам кое-кого представить, - выпалил он, в очередной раз вгоняя Дженсена в ступор своей прямолинейностью.
- Мы уже встречались с рядовым Эклзом, хотя и не были друг другу представлены, - мягко ответила госпожа Морган, жестом приглашая мужчин присесть возле нее.
Дженсен понимал, что должен вести себя очень осторожно, но, казалось, никому нет дела до того, что они разговаривают с женой капитана.
- Я рад знакомству, миссис Морган.
Она улыбнулась.
- Меня зовут Саманта. Но я предпочитаю Сэм, так лучше звучит.
Дженсен нашел ее такой же странной, каким в первый день показался ему Розенбаум.
- Да, мэм. Это очень хорошее имя, - пробормотал он, не зная, что еще сказать, и увидел, как она обменялась с Майклом удивленными взглядами. Казалось, что они друзья, и это смущало еще больше.
Розенбаум откашлялся.
- Рядовой Эклз очень застенчив, поэтому я решил, что просто обязан его с вами познакомить. Кажется, его очень смущает то, что каждая дама в этом зале мечтает танцевать с ним.
Дженсену ужасно захотелось врезать бесцеремонному лейтенанту или хотя бы приказать ему заткнуться. Но он не мог сделать ни того, ни другого, это расценили бы как нападение на старшего по званию. Розенбаум извинился и, сказав, что принесет вина, оставил его с Самантой наедине. Ситуация была щекотливой, но жену капитана она, похоже, ничуть не смущала.
- Ты хорошо танцуешь.
Похвала Саманты заставила его покраснеть, и она рассмеялась, видя его смущение. Он не возражал против этого, потому что ее смех не задевал его достоинства.
- Ты первый человек на этих сборищах, который может телом передать дух танца.
Странные слова, но Дженсену они почему-то показались очень близкими и понятными. Должно быть, на его лице отразилось замешательство, потому что Саманта смутилась и робко улыбнулась.
- Я не хотела оскорбить вас. Мой муж часто напоминает мне, что моя манера разговаривать может быть оскорбительной для европейца. Но, как и все мужчины, он сам себе противоречит. Он и женился на мне потому, что ему нравится, что и как я говорю.
Дженсен никогда не встречал женщин, подобных ей, и она заинтересовала его. Кроме того, он так и не сумел определить ее акцент.
- Если это не слишком личный вопрос, мэм, я хотел бы спросить, откуда вы?
- Мой отец был торговцем пушниной, я никогда его не видела. А моя мать из племени, которое ваши люди называют Кри, а мы зовем Наи-ах-йах-ог, что означает «говорящие на одном языке». Я воспитывалась в племени моей матери, пока меня не продали капитану Моргану за еду, одеяла и посуду. Но это было больше десяти лет назад.
«Она полукровка», - понял Дженсен, сообразив, откуда взялся ее акцент. Но то, что ее продали, оказалось для него еще большим шоком.
- Боже мой!
Она печально улыбнулась.
- Поэтому дамы предпочитают не общаться со мной и держаться от меня подальше. Но я не возражаю. Они похожи на стаю щебечущих птиц. Красивых, но глупых. Они приводят своих дочерей и выставляют их на продажу так, как когда-то продали меня, для политической выгоды или престижа. Но престиж нельзя съесть, а политическая выгода не согреет вас холодной зимой.
Дженсен сидел, ошеломленный и очарованный ее откровенными суждениями о жизни и обществе. Местные женщины, которые жили с офицерами, рассматривались как рабыни или проститутки. Но некоторым из них удавалось завоевать сердца европейцев, и они переходили на положение законных жен. Видимо, Саманта была одной из них. Она вела себя настолько непринужденно, уверенно чувствуя себя в своем нынешнем положении, и Дженсен понял, что никогда и нигде не чувствовал подобного. Ни в одном даже самом высоком обществе.
- Прошу прощения, мэм, я должен был держать себя в руках.
Саманта рассмеялась.
- Не нужно извиняться, молодой человек. Честно говоря, я просто развлекаюсь, наблюдая за этим обществом со стороны. Это одно из немногих развлечений, которые я могу здесь себе позволить. Я выбрала такую жизнь, и я счастлива.
- Я не очень понимаю, мэм… - Дженсен все больше и больше подпадал под очарование ее непосредственности.
Она смотрела на него, и он видел в ее глазах то, о чем не имел ни малейшего понятия, но очень хотел узнать.
- Это была ужасная, суровая зима, - тихо проговорила она. – Моего первого мужа застрелили на охоте наши враги. Той зимой я потеряла и мужа, и ребенка, который рос внутри меня, оставшись бесплодной. Из еды у нас осталась только кожа наших типи. Нам было известно, что капитан этого форта, тогда еще молодой человек, недавно потерял жену и ребенка. Они погибли от рук воинов того же племени, которое лишило меня мужа. Я согласилась на сделку, и мои люди были спасены от голодной смерти. За долгие годы мне удалось излечить сердце человека, которого я выбрала. Теперь он смотрит на меня с любовью, и я счастлива.
Дженсен потер подбородок, глубоко тронутый ее историей. Его воспитывали на рассказах, что индейцы – дикие животные, но Саманта опровергла все, чему его учили. И ее рассказ позволил взглянуть на капитана Моргана с другой стороны.
- Да, - спокойно продолжала Саманта. – Я живу, деля кровать с памятью о ней. Ее звали Элизабет, и, как все жены, привезенные сюда из Европы, она не могла жить вне стен этого форта. Мой муж был тогда молодым лейтенантом. Однажды она спустилась к реке, чтобы постирать. Но она была глупой, она пошла одна и прихватила с собой их малолетнего сына. Никто не знает, что точно тогда произошло, но на следующий день ее тело нашли в лесу. У нее в спине торчала стрела воина племени Сиксиков. Их сына, Джареда, так и не нашли. Скорее всего, его тоже убили. Сиксики ненавидят белых за то, что они вторглись на их земли и захватили их.
Глаза Дженсена стали огромными от ужаса, и Саманта снова улыбнулась, словно извиняясь.
- Это случилось очень давно. Примерно восемнадцать лет назад…
Она оглянулась и вдруг указала на одну из девушек, стоявшую в полном одиночестве.
Дженсен узнал ее, именно она без тени смущения приходила по утрам в его комнату.
– Эта девочка тоже была женой белого. Но муж избивал ее до полусмерти за то, что она не подчинялась ему. Я молилась за нее и излечила ее. Офицер, который издевался над ней, был наказан моим мужем и изгнан из форта. Теперь она работает по хозяйству, чтобы солдаты могли больше отдыхать. Я надеюсь, что однажды она встретит хорошего человека из местных, он женится на ней и заберет домой, потому что она молода, сильна и очень скучает по своему племени.
Слушая Саманту, Дженсен внезапно принял решение. Увидев, что к ним приближается Розенбаум с обещанными стаканами вина, он поднялся, извинился и подошел к одинокой молодой женщине.
Он услышал, как Майкл поинтересовался, куда это он направился, и затем услышал его удивленный, недоверчивый смешок, когда Саманта объяснила, куда и зачем пошел Дженсен. Почему-то она была уверена, что правильно прочитала выражение его лица.
Это не был жест, приличествующий джентльмену, но Дженсен хорошо знал, что он не джентльмен.
Заиграла веселая музыка. Когда девушка увидела подходящего к ней молодого солдата, то покраснела, отвела взгляд и приготовилась убежать. Но Дженсен протянул руку.
- Вы окажете мне честь потанцевать со мной?
Она подняла на него темные перепуганные глаза, и Дженсен понял, что именно этот страх заставляет их быть покорными и смиряться со своей судьбой. И его самого, и Розенбаума, и эту девочку…
Может быть, они смогут подарить друг другу немного надежды? Может быть, это начало дружбы?
Она робко улыбнулась и протянула дрожащую руку.
- Я плохо умею танцевать такие танцы, сэр.
- Уверен, что умеете, - улыбнулся Дженсен и тихонько шепнул ей на ухо: – Просто передавай своим телом дух танца.
Она уставилась на него в немом изумлении. Дженсен рассмеялся, обнял ее за талию и повел танцевать.