Bound by His Brother's Heart

Часть 3.

- … и я схватил его за хвост и потащил назад, прежде чем он успел захлопнуть пасть. Вот так…
Тихий детский смешок прозвенел в тишине комнаты и быстро стих. Деянира замерла на полпути, повернулась и уставилась на занавеску, разделяющую комнаты. Она думала, что Геракл сидит один возле постели друга. Если бы Иолай очнулся, он вряд ли начал бы смеяться, скорее, кричать или стонать. Кроме того, смех охотника невозможно было перепутать ни с чьим другим. И это был не он.
Это похоже…
Она откинула занавеску и осторожно заглянула в комнату. Увидев то, что происходило там, она мягко улыбнулась. Илея сидела на коленях у отца, и ее блестящие глаза с обожанием смотрели на него. Он прижимал ее к себе так нежно, что с трудом верилось, что этими же руками он без труда гнул стальные пруты.
- Иолай старался увернуться, но зубы чудовища были слишком близко, и оно ухватило его за рубашку. Когда оно обернулась, чтобы огрызнуться на меня, Иолай оказался отброшен в дальнюю часть пещеры и упал прямо в его гнездо. Я сильно ударил чудовище по носу, а Иолай попробовал разбить одно яйцо. Конечно, чудовищу это не понравилось и оно разозлилось еще больше.
Деянира прикусила пальцы, чтобы не рассмеяться вслух. Она слышала, как пару дней назад Иолай рассказывал эту историю мальчикам. Конечно, с некоторыми приукрашиваниями.
Геракл не стал упоминать о том, что гнездо было свито из человеческих костей, а из пасти существа несло зловонием Тартара. Наверняка он решил, что такие подробности не стоят внимания, но у Иолая была другая точка зрения.
- Оно оттолкнуло меня и бросилось к гнезду, завывая во весь голос. Твой дядя Иолай бросил только один взгляд на приближающиеся к нему когти и зубы, быстро поднял яйцо и запустил им прямо в нос чудовищу.
Ага! Рубашка Герка была вся заляпана сырым яйцом и воняла еще несколько недель…
- Ух-ты! – восторженно воскликнула малышка. – Здорово!
- Да. И мне хватило времени, чтобы подобрать меч Иолая и отрубить чудовищу голову.
- Ура!!! – Илея захлопала в ладоши, приветствуя победу.
Деянира тихо рассмеялась. По версии Иолая понадобилось три удара, чтобы разделаться с чудовищем. А команда «Арго» получила на ужин отличную яичницу с мясом. «Нежным, как цыпленок», - добавил тогда с улыбкой охотник, видя отвращение на лицах обоих мальчиков.
- Еще! – потребовала Илея.
Геракл улыбнулся и покачал головой.
- На сегодня все, малышка. Ты уже давно должна была быть в кроватке. Мама будет меня ругать.
- Будет, - Деянира вошла в комнату. – Геракл, если она начнет просыпаться от страха перед гигантскими ящерицами, я буду считать тебя виноватым.
Об этом он явно не подумал, и его глаза округлились от ужаса, он с тревогой взглянул на ребенка.
- Неа, - твердо ответила Илея. – С папой не страшно.
Тревога сменилась кривой улыбкой.
- Всегда, - пробормотал он, опуская крошку на пол и нежно целуя ее в макушку, благодаря за безграничное доверие.
Деянира почувствовала, как сердце замерло при виде такого проявления неизмеримой любви этого человека к этому ребенку. Она чувствовала себя неловко, что разлучает их, но Илее пора было спать.
- Пожелай спокойной ночи, - сказала она, протягивая дочери руку.
Илея выскользнула из объятий отца и нежно поцеловала его в щеку.
- Спокойной ночи, папа, - звонко сказала она, и прежде чем он успел ее перехватить, подбежала к кровати, на которой лежал охотник. Деянира с трудом подавила окрик, зная, что малышка не поймет, за что ее ругают. – Спокойной ночи, дядя Иолай.
Она приподнялась на цыпочки и нежно прижалась губами к бескровной щеке охотника. Деянира почувствовала, что ее сердце сейчас разорвется. Это был такой трогательный жест… Дар бескорыстной, безоговорочной любви…
Илея была всего лишь грудным младенцем, когда умер сын Иолая. Деянира вспомнила, как перепуганный отец влетел в их дом, держа на руках умирающего сына… как случилось неизбежное… И когда мальчика опустили в могилу рядом с его матерью, она изо всех сил стараясь пробиться сквозь непроницаемую печаль, окружившую охотника, совершенно неосознанно, впихнула свою дочь в податливые руки Иолая. Он не слышал слова поддержки, не видел сострадания на лицах друзей, был глух к их просьбам и мольбам, погрузившись в ощущение собственной вины, которое пожирало его. И хотя это ни в коем случае не было его ошибкой, он запер себя в мире отчаяния, отгородившись от разума и логических рассуждений. И ничто не могло достучаться до него.
Ничего кроме мягкого бормотания ребенка в его руках. Этот звук затронул его сердце, вырвав из плена личного Тартара. Нежно и бережно он прижал к себе малышку и тогда позволил себе выплеснуть наружу свое горе. Он не рыдал, не кричал, как в тот момент, когда последнее дыхание сорвалось с губ мальчика. Тихие слезы медленно катились по его щекам, унося с собой тяжесть, лежавшую у него на сердце.
Такие же слезы сейчас покатились по щекам Деяниры, когда она увидела этот жест детской невинности.
Илея не скучала по Иолаю в тот год, когда он был далеко. В отличие от мальчиков, она была еще слишком мала, чтобы понять, что он может никогда не вернуться. Но она училась любить его, слушая все рассказы и воспоминания с широко раскрытыми глазами. С тех самых пор она обожала его всеми силами свой юной души. Всю ее семью составляли необычные люди. Папа, дедушка Зевс и ее дядя Иолай, который обращался с ней, словно с принцессой, и дарил самые лучшие в мире подарки, пусть даже это были венки из прекрасных луговых цветов, удивительные коконы, из которых потом вылуплялись великолепные бабочки, или красивые камешки.
Она будет так тосковать без него…
- Пойдем, - Деянира печально улыбнулась.
Малышка быстро вскарабкалась к матери на руки, сонно прижалась к ее плечу и помахала отцу рукой.
Геракл махнул ей в ответ и, чтобы никто не заметил, как блестят его глаза, подозрительно быстро отвернулся, переключившись на своего пациента. Шкуру барана не нужно было двигать, и подушка было в полном порядке, но Деянира знала, что он будет поправлять их раз за разом, что бы хоть чем-то занять долгие часы своей печальной вахты. Она вздохнула и понесла Илею в кровать, стараясь уговорить себя, что все будет хорошо. Она тоже чувствовал себя ужасно беспомощной, зная, что ни она, ни кто-то другой, ничего не могут сделать.
Только ждать.
Теперь все в руках самого Иолая…
- Боги!
Это восклицание вырвалось у Иолая само собой, когда он упал на бок, чтобы избежать нападения.
Он только успел сделать шаг на открытое пространство, как почувствовал, что каждый нерв в его теле напрягся, предупреждая об опасности. И в следующее мгновение он кувырком летел в сторону, спасая собственную жизнь, когда на него бросилось что-то огромное.
Это что-то продиралось сквозь густую завесу корней без особых усилий, словно это были тонкие нитки. Иолай тяжело ударился о землю и попытался сразу же вскочить на ноги – маневр, который он проделывал сотни раз и который столько же раз спасал ему жизнь и позволял быстро вернуться в схватку. Но на этот раз он понял, что лежит на спине и пялится в вертящееся звездное небо.
- Стоп!
Он перевел дыхание, собрал руки и ноги и попытался встать. Тело завопило от боли и усталости, но у него не было времени. На него напало что-то огромное, и он знал, что если не поднимется сию минуту, то будет убит. Смесь паники и гнева подстегнула измученное тело.
У него было мало времени, чтобы опознать своего противника. Но его скорость, размер и сила произвели впечатление. Сердце бешено колотилось, но он заставил себя развернуться, чтобы встретиться с противником лицом к лицу. Темная тень… мать никогда не уточняла, что конкретно это будет. Тень это тень, заполненная ненавистью и угрозой. Единственная вещь, о которой мать настойчиво упоминала, это то, что это тень самого героя, напитанная мощью и злобой Зимы. И если ее победить, то чтобы это ни было – страх, жадность или зависть – этого можно было больше не бояться.
Устав от метафор Иолай решил, что пора познакомится с его Немезидой. Все равно к этому нельзя быть подготовленным…
Это была не просто тень, которая смотрела на него с противоположного края поляны. Это был даже не он сам, как он ожидал, только со злыми глазами и презрительной ухмылкой…
Это была свинья.
Огромная свинья. Боров, килограмм под триста, старый, опытный секач, такой, каких умные охотники стараются избегать. Маленькие свиные глазки налиты злобой, длинная щетина стоит торчком, клыки острые и изогнутые, словно кинжалы, и жутко зловонное дыхание. Существо было настолько уродливо, что охотник невольно вздрогнул и почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он вспомнил того борова, который убил шестерых и затоптал еще троих прежде, чем они с Гераклом выследили его. На это потребовался весь день, они шли по его следам по мелководью реки Эриманфис и, наконец, загнали его в засыпанное снегом ущелье. Там Геракл и победил его. Потом уже рассказы вознесли эту победу в ранг подвига, но, честно говоря, опасность была очень реальна. Боров был огромен.
Но этот был больше.
«Я не могу с ним сражаться, - мелькнула первая мысль. – Он же убийца!»
…
«Боги! Это же я!» - мелькнула вторая мысль, когда он заглянул в темные глазки борова.
Все отрицательные качества, которые он так долго и старательно прятал в своей душе, стояли перед ним и смотрели на него маленькими злобными глазками.
Жадность и ненасытность.
Эгоизм.
Жестокость.
Гнев.
Ненависть.
Испугавшись этого постыдного и отвратительного зрелища, он отшатнулся и в этот же миг боров сделал шаг вперед, нетерпеливо фыркая и роя промерзшую землю.
О…
Инстинктивно он поднял меч и только тут понял, насколько хрупким и неубедительным выглядит оружие против такой туши. И хотя меч был очень острым, он не сможет проткнуть щетинистую шкуру, с какой бы силой не был бы нанесен удар. А что мне остается?
Дрожащие руки сжимали меч. Каждое движение встречало взрыв протеста со стороны мускулов. Из ран снова хлынула кровь. Боров поднял рыло, принюхался и снова опустил голову. Его клыки пропахали две глубокие борозды в земле. Иолай почувствовал, что у него пересохло во рту. Не самое удачно время играть с этим животным, но ему нужно много места. Тело отреагировало моментально. Боров рванулся к нему. Иолай увернулся и нанес удар мечом. Как он и предполагал, удар не причинил никакого вреда животному и только страшной болью отозвался в раненом плече. Иолай перекувырнулся и оказался на ногах, крепче вцепившись в рукоять меча.
Боров проскочил мимо, разрывая путаницу корней и исчезая в темноте. Только его возмущенное хрюканье еще долго разносилось по поляне. Иолай бросил взгляд на разрушение, которое причинило животное, развернулся и рванул прочь, что было силы.
Это не страх прикрепил крылья к его ногам. Это был самый обычный инстинкт самосохранения. Он знал, что в замкнутом пространстве у него не будет никаких шансов - боров слишком огромен и слишком тяжел, и ему ничего не стоит прижать охотника к скале. Меч – несерьезное оружие против такого противника. Если бы он знал, с чем столкнется, он бы попросил у Геи копье… или пращу… или катапульту, а то и две.
«Перестань, Иолай! - упрекнул он себя. – Думай лучше!»
Должен быть способ справится с этим животным, нужно только его найти! Нужно что-то придумать!
Прежде чем боров не принялся разыскивать трюфели у него в печени.
За спиной охотника послышался зловещий хруст, и он увеличил темп, с удвоенной энергией перепрыгивая через переплетение корней.
«Герк! приятель! – пылко воззвал он. – Как жаль, что тебя тут нет!»
И не будет!
И хотя у него была поддержка друга, и он ощущал его присутствие, у него нет рядом сильной руки Геракла, которая много раз вытаскивала его из неприятностей. На этот раз ему придется выкарабкиваться самому.
А за ним гонится кошмар, который воплощает в себя все его пороки и самую темную сторону его характера. И, скорее всего, ему больше никогда не придется столкнуться с более ужасным существом…
В какой-то момент Иолай понял, что направляется не на поляну, как предполагал вначале, а совсем наоборот. Инстинкт сделал выбор за него, ведя в самое сердце дерева, туда, откуда струился самый яркий свет и где должен закончится его путь.
Что… он резко затормозил, потому что прямо перед ним появилось мерцающее озеро. Оно возникло совершенно неожиданно - блестящее и манящее. И прямо из его центра поднимался и уходил куда-то вверх, словно гигантская спиральная лестница, центральный корень дерева. Свет исходил из ледяной поверхности озера, освещая все вокруг. Казалось, что все замерло… Никакого движения, ни одного звука. Даже его собственное дыхание казалось неуместным в этом царстве тишины. Само время, сам мир, замерли в ожидании чего-то или кого-то, кто даст толчок движению мощи, которая была скрыта там.
«Ааа, - понял Иолай и даже смутился. – Должно быть… все это… ждет меня»!
Он был даже меньше чем никто перед этой гигантской силой. Это было священное место. Настолько священное, что даже Боги не смели входить сюда незваными. Заслужил ли он эту честь, оставляя там, на том берегу, на мерцающих кристаллах, резавших его ноги, свою кровь?
Здесь… в самом сердце мира…
Грохот копыт возвестил о том, что приближается его противник. Иолай повернул голову. Пылинка или нет, но если он так и останется стоять объятый священным трепетом, то скорее всего умрет. Животное ломилось через корни, поднимая морду и шумно втягивая воздух, стараясь определить место нахождение охотника. Камни раскалывались под копытами борова и разлетались во все стороны мелкими осколками.
Отчаяние окутало охотника, словно облако, и он рефлекторно шарахнулся в сторону. Животное выглядело еще более разъяренным. Чистая ненависть и темная злоба, которые Иолай не мог вынести. Он не мог столкнуться с этим. Это было сосредоточение всех тех пороков, от которых он стремился избавиться всю свою жизнь – существо, состоящее только из эгоизма без совести и сострадания. Оно ориентировалось на запах его крови, и этот запах застилал все остальное. Все что ему сейчас нужно – это освободиться от животного. И он будет свободен!
Он в панике огляделся, надеясь найти хоть что-то, где бы можно было укрыться, но вокруг ничего не было кроме тишины и мерцающего льда.
Лед!
Иолай почувствовал, как сердце рухнуло куда-то в живот, а потом подпрыгнуло обратно, а губы сами собой растянулись в кривую ухмылку.
Конечно!
Размер еще ничего не значит! Он доказывал этот факт каждый день в своей жизни. Он знал, что есть способы превратить сильные стороны врага в его слабости.
Нужно просто немного подумать и иметь в запасе пару старых охотничьих трюков.
- Сюда… Хрюшка, хрюшка… - позвал Иолай, медленно отступая к озеру. – Хочешь меня? Ну тогда иди и возьми!
Он пятился назад, пока страшный холод не коснулся босых ног, но и тогда он продолжал идти, опустив меч и с вызовом глядя на животное.
Боров не сводил взгляда со своей жертвы, носясь взад-вперед по берегу и взрывая копытами землю.
- Ну давай, - мягко уговаривал Иолай. - Ты же меня не боишься? Ну посмотри на меня… Я полумертв от усталости, я ранен… Давай… У меня нет шансов.
Лед трещал и скрипел под его весом ,и улыбка охотника постепенно угасла. А что если озеро промерзло до самого дна? Или он утонет вместе со своим врагом? Если эта свинья вообще клюнет на приманку…
- Эй! – Иолай решил изменить тактику. – Ты, жирный слюнтяй! Ты собираешься простоять там весь день? Я тебя не боюсь! Ты просто огромный мешок жира и вонючего дерьма. Ты старая уродливая свинья!
Боров поднял голову, издал полный негодования визг и приготовился к бою. Его скорость была по истине фантастической! Он буквально летел вперед, и лед раскалывался под его копытами. Иолай ждал, ждал, ждал… пока до борова не осталось каких-нибудь тридцать шагов. Тогда он рухнул на колени и что было силы вонзил меч в замерзшую поверхность озера. Все тело завопило от боли, раненые руки, нога и бок словно обожгло жидким металлом. Но у него не было времени реагировать. Он наносил удар за ударом, стремясь расколоть блестящую корку, не сводя глаз с приближающегося животного.
Удар! Еще! Еще! И вдруг меч, не встретив сопротивления, провалился под лед по самую рукоять. Иолай заорал от радости и немедленно откатился в сторону, потому что уже чувствовал тяжелое дыхание борова на своей шее. Огромные клыки скользнули по плечу, пропахав две глубокие борозды. На полной скорости зверь провалился в прорубленную полынью. Ошалев от ужаса, он начал метаться, стараясь выбраться на поверхность.
И лед дал трещину.
И еще.
И еще.
И наконец громкий всплеск.
Гневный визг сменился визгом ужаса. Боров оказался лишком тяжелым для треснувшего льда, полынья начала расширяться и он начал тонуть. Иолай понял, что снова может дышать. Осторожно, очень осторожно он набрал полную грудь воздуха, пропитанного холодом и животным запахом. Опираясь на меч, он с трудом поднялся на дрожащие ноги. Меньше чем в трех шагах от него отчаянно боролся за жизнь его враг. Боров был слишком тяжел и его собственный вес тянул его на дно.
- Вау! – прохрипел охотник, которого колотила дрожь.
Даже сейчас находиться рядом с боровом было жутко. Его маленькие заплывшие жиром глазки сосредоточились на охотнике и он всем телом бросался на лед, стремясь добраться до своей добычи. Иолай отступил на шаг и тяжело осел на лед, который предательски трещал под весом свиной туши. Трещины подбирались к Иолаю, грозя увлечь его за собой.
- О, нет! - выдохнул охотник и обеими руками поднял казавшийся свинцовым меч. – Ты не сделаешь этого. Я не собираюсь составить тебе компанию.
Край лезвия не причинил бы никого вреда борову, но Иолай нанес удар острием, навалившись на оружие всем телом. И меч не подвел. Треснула черепная коробка, и лезвие проникло в мозг животного. Боров взвыл и мотнул головой, вырвав меч из рук истощенного воина и отбрасывая того далеко в сторону. Вода бушевала вокруг раненного животного, и лед уступил его отчаянию. Трещины побежали во все стороны, и огромные белоснежные пластины, забрызганные кровью поднялись на дыбы, словно норовистые кони. Крики борова стихали по мере того, как он погружался в ледяные воды озера. Иолай с трудом заставил свое истощенное тело двигаться по направлению к берегу, инстинктивно ища убежище в сердце дерева. Он почти сделал это, как вдруг лед провалился под его ногами и он погрузился в ледяную воду вслед за своим врагом. Мертвый холод сковал тело, и он стал быстро тонуть. Вниз… вниз, прямо к источнику света. Вода вокруг него сворачивалась во множество водоворотов и тащила его за собой одновременно в разные стороны, словно озеро обладало призрачными руками, которые участвовали в конкурсе по перетягиванию каната. А он был канатом.
Он крутился, старался вырваться из их власти и подняться на поверхность.
Свет вдруг стал изменяться, превращаясь из холодного синего в теплый, желто-красный. Температура воды тоже стала повышаться. Он упал в ледяное озеро, но теперь теплые волны поднимали его наверх. Так или иначе, его словно подхватило под руки и вынесло на поверхность. Схватка на льду разбередила раны, и теперь вода, крутящаяся вокруг него окрасилась в ярко-красный цвет. Голова кружилась, и воздуха не хватало. Свет вокруг становился все ярче и ярче, словно вода горела. Он понимал, что он не может оставаться там, где он сейчас находился, но у него не было сил, чтобы двигаться.
С трудом подняв голову, он посмотрел вверх, туда, где исчезал толстый корень. Он не знал, где нашел силы поднять руку, дотянуться до него и уцепится дрожащими пальцами. Дюйм за дюймом он начал вытягивать из воды свое непослушное тело.
И где-то под ним озеро мерцало цветом горячего, красного золота.

Часть пять.

Геракл исчерпал слова. Он говорил, просил, умолял, уговаривал большую часть ночи, надеясь, что его голос послужит мечом и щитом в той невидимой борьбе, которая, он был уверен, происходит сейчас в душе друга. Он не мог знать, достигли ли его слова своей цели, но перед рассветом Иолай перестал метаться и затих, погрузившись в глубокий истощенный сон. Лицо охотника было белым, как шкура, укрывавшая его.
Сын Зевса чувствовал, что исчерпал свои силы. Так больше не может продолжаться. Так или иначе, но это должно закончиться, и он будет рядом до конца. Он обещал.
Он дал обещание матери, ничуть не сомневаясь, но теперь уже не был столь уверен в счастливом исходе. Он знал, что все, что у него осталось – это надежда. И он отчаянно цеплялся за нее. Один раз она чуть было не рухнула, когда хватающий воздух ртом Иолай вдруг перестал дышать. В полной панике он принялся трясти друга, требуя, чтобы тот дышал, и ругаясь на чем свет стоит, пока дрожащий вздох не сорвался с губ друга, словно в ответ на те грубые слова. Геракл бережно опустил охотника обратно на подушки и вынужден был сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться самому.
Это был самый страшный момент за всю ночь. После этого Иолай снова впал в то оцепенение, которое окутывало его с самого начала.
Геракл осторожно вытащил руку из-под плеч друга и потянулся, разминая затекшие мускулы.
- Знаешь, - устало улыбнулся он. – Если ты так не хотел помогать мне чинить крышу, то мог бы найти другой способ сообщить мне это, а не влезать в такие неприятности. Хотя… теперь мне придется чинить крышу и в твоем доме. Вряд ли в ближайшее время ты сможешь сделать это сам.
Он прекрасно понимал, что если Иолай выживет, то выздоровление будет долгим и трудным.
Он снова вздохнул и отошел к столу, на котором стоял кувшин с вином и лежал оставленный для него ужин. Он налил себе вина, взял кусок хлеба и вернулся к постели. Вдохнув аромат свежего хлеба, он внезапно понял, что ужасно проголодался. Поэтому он запихнул в рот весь кусок и принялся жадно жевать. Боги, как же хорошо! Глоток вина смочил пересохшее горло и разогнал пустоту в животе.
Наверное, именно это мне и нужно было.
Это были просто хлеб и вино. Но сидя в этой комнате в мягких лучах восходящего солнца, освещающих неподвижное тело друга, они казались драгоценнее нектара или амброзии.
Может быть, еще и потому, что это может стать последней трапезой, которую он когда-либо разделит со своим лучшим другом.
Под раскидистыми ветвями Древа Жизни мать всего живого потянулась, лежа на мягкой земле, и удовлетворенно вздохнула. Ее жертва растянулась рядом с ней. Его голова лежала на ее плече, а его раненая рука ласкала ее грудь. Кровь и земля окрасили ее кожу в терракотовый цвет, и его золотые волосы окутывали словно лучи солнца, которые играли на молодой листве, покрывающей ветки дерева. Лепестки цветков лениво кружились в воздухе, устилая землю вокруг них.
- Это будет, - она довольно огляделась, – великолепное лето.
Иолай рассмеялся, и она рассмеялась вслед за ним. Он подарил ей себя, и она возвратила подарок сторицей, сделав его своей частью. Он был словно пустой сосуд, и она наполнила его жизнью. Он чувствовал, как она проникает в каждую клеточку его тела, закрадывается в каждую мысль. Он мог чувствовать, как жизнь стучится вместе с его сердцем, как бежит по жилам вместе с кровью. Он вдыхал ее с каждым вдохом, и с каждым вдохом ее становилось все больше и больше.
- Умница, малыш, - она мягко коснулась его щеки и улыбнулась. – Я думаю, что ты заслужил свою корону. Но хватит ли у тебя мужества потребовать ее?
Он поцеловал пальцы, которые ласкали его кожу, чувствуя на губах солоноватый привкус крови, которая окрасила их. Часть его хотела остаться здесь навсегда, лежать под деревом и чувствовать пульс земли. Раствориться в изумрудной траве и шелесте листьев, быть пьяным от жизненных соков, сочащихся из дерева, искупаться в прозрачных каплях дождя…
Он поднял руку и уставился на ярко-красную кровь, сочащуюся из раны в центре ладони. Ручеек тек по запястью и собирался там в большую каплю, которая, став очень тяжелой, отрывалась и падала на землю. Гея обвила его ладонь длинными пальцами и снова положила ее к себе на грудь.
- Для истинной жизни твои чувства должны быть истинными, - пробормотала она. – Это не только дар Летнего царя, но и тяжкое бремя. Прочувствовать всю боль мира, чтобы излечить его. Эту корону нелегко нести, малыш. Ты должен выбрать – принять корону или отказаться от нее и остаться здесь навсегда. Здесь нет никакого страдания и никакой боли. Здесь не требуется тяжелого труда, здесь вообще не требуется прикладывать усилия, - ее пальцы скользили по его руке. – Это место между жизнью и смертью. Место, где душа может отдохнуть, ничего не давая взамен.
Он перевернулся на спину и уставился в небо, пытаясь разглядеть сквозь густую листву мерцающие звезды.
Никакой боли… никаких страданий…
Он так много страдал!
Потеря, которая разрушила его жизнь. Уродство войн, горечь одиночества, пустота разбитого сердца. Хотел ли он вернуться к этому?
Иолай закрыл глаза, позволяя жизни затопить его полностью. Мысленно он вернулся туда, глубоко вниз, к мерцающему озеру, которое питало корни дерева, поднималось по нему к небесам, падало оттуда мягким дождем, снова проникая в самую глубь земли.
Он бы мог лежать тут вечно, наблюдая за этим бесконечным водоворотом.
Но что значить жить? Это значит плыть в шторм по бушующему морю в разбитом корабле с взбунтовавшейся командой, это смеяться и танцевать на праздниках, это красться на охоте, выслеживая зверя и чувствовать опасность каждой клеточкой своего тела. Это значит сталкиваться с новыми вещами, знакомиться с новыми людьми, изучать новые уловки и совершенствовать старые; рисковать, стремясь доказать, что ты что-то можешь; использовать свою силу и навыки, чтобы защитить слабого или беспомощного, противостоять бандитам и участвовать в хорошей драке. Это значит сидеть, греясь в солнечных лучах или у костра в хорошей компании, пить пиво и рассказывать о последнем приключении, мечтая о следующем; сражаться с драконом, тираном или просто чинить прохудившуюся соломенную крышу… Он открыл глаза и сел, чувствуя на себе проницательный взгляд ее темных глаз.
- А если я потребую корону, - осторожно спросил он. – Я смогу вернуться домой?
- Ты можешь попробовать, - улыбнулась Гея. – Если там осталось твое сердце, то ты должен вернуться.
Он задумался, и суровая складка залегла у него между бровями. Потом он решительно вздохнул и поднялся на ноги.
- Отлично, - сказал он, озорно улыбнувшись. – Там у меня остался друг, за которым нужно приглядывать, чтобы он не попал в неприятности.
Богиня рассмеялась.
- Подходит, - она поднялась и встала рядом с ним. – Ты прошел огонь, воду и лед, - она мягко поцеловала его в щеку. – Иди и требуй свою корону, ребенок старого рода. Носи ее с достоинством.
Она указала на дерево, и он пошел туда. На одной из веток висел темно-зеленый венок, сплетенный из дубовых листьев, перевязанных золотым терновником. Диким терновником с длинными шипами и крошечными золотыми цветками, которые смотрелись словно драгоценные камни в зелени дубовых листьев… и на фоне изумрудной кожи змея, который обвивал корону.
Таааак…
Иолай осторожно сделал шаг вперед и протянул руку, чтобы снять венок. Змей поднял голову и предупреждающе зашипел, заставив его отшатнуться. Он отдернул руку, нахмурился и потянулся к венку снова.
«Это только змея, идиот. Ты сражался с гидрами и драконами, которые были в десять раз больше…»
Его сын не испугался маленькой черно-красной змейки, которую нашел на берегу в густой траве. Он взял ее в руки и побежал домой. И крик восхищения, смешившийся с криком боли, останется навсегда в сердце его отца.
Конечно, это была другая змея.
Это был священный змей, Хранитель тайн дерева. Он вошел в глубины земли через его изумрудную глотку. И змей может снова проглотить его, если решит, что он не достоин той награды, что находится под его охраной.
Существо снова зашипело и свесилось с ветки так низко, что его голова оказалась вровень с головой воина. Иолай застыл на месте, увидев дрожащий раздвоенный язык и свет, отражающийся в немигающих глазах. Долго… очень долго змей и человек смотрели друг на друга. Священная змея столкнулась с жертвенным королем. И вдруг существо с быстротой молнии рванулось вперед и обернуло свое тело вокруг протянутой руки человека. Шелковистое тело скользнуло вниз по покрытой кровью коже и змей обмотался вокруг шеи охотника, положив голову на его раненое плечо. Иолай повернул голову и снова замер, когда быстрый язык коснулся его щеки. Он стоял, боясь пошевелиться, пока не почувствовал щекотку и не понял, что давление на шею ослабло. Длинное, изящное тело змея съеживалось и менялось на глазах, оставив после себя лишь эхо собственного присутствия.
Подождав минуту, Иолай осторожно опустил глаза. Никакого змея не было. Только знакомая форма нефритового амулета его отца лежала на его груди. Он облегченно выдохнул и неожиданно расхохотался.
- Здорово!
Он внезапно понял, что его кожа чистая, и он одет в новую одежду, хотя она уже была испачкана кровью, сочащейся из раны в боку и на бедре. И он все еще бос. Он снова засмеялся, опьяненный сознанием того, что жив и собственной храбростью, которая позволила ему пройти ритуал до конца и выиграть корону.
Алкмену разбудили не солнечные лучи, заливающие комнату ярким светом. И даже не звонкое пение птиц, эхом разносящееся по саду. Это было еще что-то, что подняло ее с кровати и позвало выйти в залитый солнцем сад под теплые солнечные лучи.
- Зевс? – неуверенно позвала себя, ясно ощутив присутствие какой-то высшей силы.
Может быть, он пришел, чтобы извиниться, хотя понимал, что она не примет его извинений. Никогда… по крайней мере не сейчас, когда Иолай все еще находится между жизнью и смертью.
А может, он пришел, чтобы сообщить ей ужасные новости?
Она вздрогнула, поплотнее завернулась в шаль и вышла из дома.
В ее саду был Бог. Но это был не тот, кого она ожидала.
Фигура, стоявшая на покрытой молодой травой земле ничем не напоминала Олимпийских Богов.
Он стоял спиной к ней, склонив голову и протянув руки к солнцу. Молодой Бог был бос, его обнаженный торс сиял мягким бронзовым загаром, и его вьющиеся волосы золотом рассыпались по плечам.
Он был одет в штаны из мягкой коры рябины и березы, зеленый плющ укутывал его плечи, и на его челе лежала корона из дубовых листьев и терновника.
У Алкмены перехватило дыхание. Вокруг него мерцала и переливалась жизнь, распространяясь по всему миру. Виноградные лозы, обрамляющие дверь ее дома, ожили и молодые усики потянулись к солнцу. Коричневая и жухлая трава приобрела изумрудный цвет и распрямилась. Голая земля, словно ежик иголками, была утыкана новыми, пробивающимися ростками. Цветы торопились выглянуть из-под земли, и вскоре весь сад запестрел белыми, алыми и фиолетовыми красками. Воздух наполнился опьяняющими ароматами, и Алкмена почувствовала, как у нее закружилась голова. Молодой бог засмеялся и повернулся к ней. У него была замечательная улыбка! Очень знакомая улыбка. Улыбка, которую она боялась больше никогда не увидеть.
Иолай?
Из-под шипов его короны вытекали тонкие струйки крови, пробегали по его лбу, вискам, и алые капли падали на плечи и обнаженную грудь. Крупные, тяжелые рубиновые капли падали с его рук и там, где они впитывались в землю, расцветали прекрасные цветы…
Его улыбка стала шире, и синие как небо глаза смеялись над ней.
«Подарок!» - сказал он, послал ей воздушный поцелуй и исчез.
И только упавшие дубовые листья и листья плюща отметили место, где он стоял.
Несколько минут Алкмена стояла, открыв рот, не в силах отвести взгляда от этого места, и ее сердце колотилось с бешеной скоростью. Радость и страх боролись в ее душе.
Дуб и терновник…
Весна вернулась. Она пела вокруг, и эту песню подхватывали птицы, разнося по округе. Она дрожала в каждом листке и в каждом цветке. Она была куплена кровью, как когда-то давно, когда мир был еще молод. И Алкмена бросилась бежать вон, подальше от сада и позвавшего ее чуда. Она не обращала внимания на волочащуюся по земле одежду, на растрепавшиеся волосы, на природу, которая оживала на глазах, радуясь долгожданному теплу. Она бежала что было сил к небольшому дому в долине, туда, где ее сын все еще нес свою бессменную вахту.
Она бежала, молясь, чтобы любовь, которая заставляла его сидеть у постели раненого друга, даст ему силы вернуть домой Летнего Царя.
Геракл устал. Казалось, что усталость пробралась в кости. Плечи полубога опустились под грузом долгих часов вынужденного безделья и тревоги, глаза ввалились и под ними залегли черные тени.
- Тебе нужно отдохнуть, - сказала Деянира массируя его напряженные плечи. – За последние несколько часов не произошло никаких изменений. Я посижу с ним и позову тебя, если понадобится.
- Нет, - он схватил ее за руку и заглянул в глаза. – Я не могу оставить его. И не оставлю.
- Хорошо, - мягко согласилась она, вздрогнув от его резкого тона. – Как хочешь.
Он был так близок к отчаянию, и у нее не было слов, чтобы ободрить его. Кажется, он стал понимать, что для раненого смерть будет более милосердным выходом, чем возвращение к жизни. Раны были слишком глубокими, слишком тяжелыми. Искалеченное тело стало тюрьмой для неугомонной души этого человека. И ей придется вынести больше страданий, чем просто физическая боль.
«Отпусти его», - хотела сказать она, но слова застревали в горле. Она наблюдала за мужем последние три дня, наблюдала и плакала, видя, как надежда и свет уверенности в его глазах постепенно угасают. Сказать такую вещь - значит предать его, значит разбить сердце горячо любимого человека. Она знала насколько дорог Иолай ее мужу. Они были товарищами по оружию, партнерами по приключениям. Они были братья по всему, кроме крови. Она не понимала всего, но чувствовала, насколько глубоки их отношения.
Ты был рядом, когда умерла Ания. Ты помог опустить ее в могилу. Ты очень расстроился, когда он ушел без тебя, ушел искать мир, который разрушала смерть его сына. Но ты понял его. Ты отпустил его, потому что так хотел он. Потому что ему это было нужно.
Почему же теперь ты не можешь отпустить его?
Лицо Иолая было смертельно бледным, но спокойным, словно он находился в глубоком сне. Сон – не смерть. Но эта полная неподвижность могла означать, что его сражение закончено. О том, что он еще жив, свидетельствовало лишь чуть заметное движение грудной клетки. Деянира ласково прикоснулась к холодной бескровной щеке и откинула с глаз непослушную светлую прядь. Грустная улыбка тронула ее губы. С того самого момента как она его увидела, она мечтала сделать это – привести в порядок его буйную шевелюру. Но она не смела, это была привилегия матери, и она только улыбалась, видя, как Алкмена мимоходом пыталась пригладить или наоборот, взлохматить его волосы. Он пытался возражать, но никогда не жаловался, реагируя так, как бы реагировал взрослый сын на материнскую опеку.
Знала ли я, влюбляясь в сына Зевса, что мне придется иметь дело еще и с этой сумасшедшей, энергичной, яркой, открытой душой? Конечно, нет. Но Иолай был совершенным балансом для серьезного и рассудительного человека, который завоевал ее сердце. Он заставлял его смеяться, учил радоваться жизни и расслабляться, толкая на безрассудные поступки. В тот год, когда он ушел, она вздохнула с облегчением… вначале… а потом она молилась о его скорейшем и счастливом возвращении. Потому что без его озорной улыбки из глаз ее мужа исчез свет.
«Так больно терять тебя», - думала она, глядя – нет, не на неподвижно тело на кровати, а на уставшего человека, в тревоге склонившегося над ним.
- Геракл! – взволнованный голос Алкмены оторвал ее от горестных мыслей.
- Мы здесь, мама, - Геракл торопливо поднялся на ноги, удивленный внезапным появлением матери.
Увидев ее, он удивился еще больше. Всегда опрятная Алкмена было одета в помятую перепачканную одежду, ее аккуратной прически не было и в помине, но что больше всего поразило Геракла- это совершенно безумные, горящие глаза матери.
- Ты должен вынести его в сад, - не поздоровавшись, Алкмена пролетела мимо невестки и бросилась к сыну. – Немедленно!
- Сад? – эхом повторил озадаченный Геракл. – Но мама…
- Нет времени на споры. Неси его в сад и положи прямо на землю. Немедленно!
Геракл в тревоге уставился на мать. Может быть, она сошла с ума? Деянира думала о том же. Требование не имело никакого смысла.
- Мама, - она нежно обняла Алкмену за плечи. – Не глупи. Иолая нельзя трогать, он слишком слаб. Его раны снова откроются…
- Ерунда, - заявила Алкмена и тут обратила внимание на ошеломленное выражение лица сына. – Геракл, ты мне доверяешь?
- Ну… - он не знал, что ответить. Конечно, он доверял ей, но сейчас? Он перевел взгляд на умирающего друга, и глубокие морщины залегли вокруг его рта. – Да, - хриплым от усталости и недосыпания голосом ответил он, принимая решение.
- Нет… - Деянира осеклась под пристальным взглядом Алкмены.
Геракл очень нежно и бережно поднял израненного охотника на руки.
- Нам понадобится вода и вино, - тем временем распоряжалась Алкмена. – Геракл, те носилки, выстланные омелой, на которых ты его принес, еще здесь?
- Да. Да, здесь.
- Тогда мы можем использовать ее, чтобы связать вас. Это будет эффективнее плюща, хотя плющ нам тоже понадобится.
- Плющ растет на задней стене дома, - сказала Деянира, - и вино у нас есть. А что мы будем делать?
Алкмена мрачно улыбнулась.
- Мы будем завершать ритуал, который три дня назад начал его отец. Он отдал его Гее, Деянира. И она будет держать его у себя, если мы не найдем способ позвать его обратно…

Геракл знал, что устал - с того самого момента, как возле его кровати появился перепачканный кровью призрак, он не сомкнул глаз. Он не понял ничего из того, что говорила мать, но почувствовал, как холод побежал по его спине.
- Мама, - спросил он, когда все вышли из дома. – О каком ритуале идет речь? Причем тут мой отец? Ты хочешь сказать, что та молния не была случайностью? – он всмотрелся в бледное лицо друга. – Так это был не несчастный случай?
- Да, - ответила Алкмена. – Вот туда… подойдет…
Она указала рукой на небольшой квадрат в центре сада, над которым Геракл бился уже несколько лет. В прошлом году он посадил там яблоню, и с той поры на хилом деревце не появилось ни одного нового листочка. В этом году он решил посадить там садовую землянику, потому что Деянира и дети очень любили ее. Он провел много часов, перекапывая и разрыхляя почву, пока она не стала мягкой.
- Туда? – он в замешательстве уставился на указанное место. – Почему туда?
- Доверься мне, дорогой, - нетерпеливо сказала Алкмена и повернулась к дому.
На пороге появилась Деянира, держа в руках большой кувшин с вином. За ее спиной показались три детские фигуры. Мальчики были удивленны не меньше отца, а Илея испуганно цеплялась за материнскую юбку.
- Отлично, - Алкмена вздохнула и, присев на корточки, заглянула в лицо внукам. – Мальчики, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали, хорошо? Я хочу, чтобы вы присмотрели за Илеей. Просто посидите с ней в комнате, пока мы с вашими родителями побеспокоимся обо всем остальном, - Клон недоверчиво уставился на бабушку. – Если хотите, можете посмотреть, но ни в коем случае не покидайте дом, пока я не скажу, ладно? – она отцепила Илею от Деяниры и вручила ее ручку старшему брату. – Только проследите, чтобы она ничего не видела, а то она испугается.
«Испугается»? Геракл уставился на собственных детей, а потом перевел взгляд на Иолая.
- Они хотят знать, что здесь происходит, - шепнула Деянира. – И я тоже.
- Все узнаете, - Алкмена поднялась на ноги. – Теперь вылей вино по кругу на землю и разложи плющ. – Она поспешила туда, где Геракл оставил носилки, на которых он принес Иолая домой.
- Мама… - Геракл нахмурился.
- Сынок, я отвечу на все твои вопросы, когда придет время. Но сейчас у нас его нет. Летний Король шествует по земле, и чем дальше он уйдет, тем сложнее его будет вернуть. Нам может не хватить силы, и мы навсегда потеряем Иолая. Доверься мне, пожалуйста!
Он смотрел на нее и видел выражение ее лица, слышал тон ее голоса, и его сердце колотилось с бешеной скоростью. Он знал, что жизнь Иолая висит на волоске, но сейчас его мать говорила, что все зависит от того, что они будут делать дальше. Он не понимал, о чем она говорит, но последние сомнения оставили его. Он сделает все, что она хочет, каким бы странным это ему не казалось.
Ты нужен ему, сынок… не подведи его…
Слова отца зазвучали в его голове. Тогда он был тронут сочувствием отца, а оказывается, тот был ответственным за все это!
«Если он умрет, - сердито подумал Геракл. – Если мы его потеряем… Я никогда не прощу тебя, отец! Никогда!»
Какой бы ни была причина!
А причина есть, в этом он не сомневался. У Зевса всегда были причины, это только Гера подчинялась сиюминутным прихотям, не задумываясь о последствиях. Но здесь она была явно ни причем, здесь происходило что-то большее. Что там говорила мать? Что-то о Гее? И что-то о Летнем короле…
Какое отношение все это имеет к Иолаю?
- Клади его туда, - распорядилась Алкмена, указывая на очерченный плющом круг. – Без одеяла… Он должен касаться земли.
- Как скажешь… - Геракл переступил через плющ и мягко опустил на землю свою драгоценную ношу.
Это настоящее безумие. Иолай едва жив, и класть его обнаженного на холодную, влажную землю было равносильно тому, как если бы он сам проводил его к Аиду. Но…
Жестокий холод, который встречал их каждый день на протяжении этой бесконечной зимы, сменился теплым весенним бризом. Мягкие солнечные лучи обещали теплый день. По яркому синему небу плыли белоснежные воздушные облака. Земля была полна нетерпеливого ожидания.
Деянира осторожно сняла запятнанное кровью шерстяное одеяло, и на Иолае осталась лишь белоснежная баранья шкура.
- Геракл, - прошептала она. – Это сумасшествие. Это словно мы кладем его в могилу до того, как он умер! Дети не должны это видеть.
- Мама знает, что делает, - прошептал он в ответ, хотя очень боялся того, что жена окажется права.
- Надеюсь. Или к вечеру тебе придется похоронить его на холме, там, где под яблонями и оливами его ждут Ания и малыш.
Геракл вздрогнул. Память была еще слишком свежа. Он часто вспоминал, каким беспомощным чувствовал себя, когда стоял рядом с Иолаем, который хоронил сына. Охотник не разрешил себе помогать. Он выкопал могилу голыми руками, и Геракл молча стоял рядом, потому что не находил слов.
Беспомощность.
Вот что чувствовал он тогда, и это же чувство охватило его сейчас, когда он смотрел на бескровное лицо приятеля. Иолай был белый, как шкура, которая укутывала его, и его светлые волосы разметались по темной земле, словно золотые нити… Словно спелая пшеница…
Гнев снова затопил сердце Геракла. Будь проклят Зевс! Будь прокляты все Боги! Он не позволит другу умереть! Он не знает, как, но он сделает все, чтобы спасти его. Даже если ему придется штурмовать ворота Подземного мира, требуя, чтобы Аид отпустил Иолая.
- Что я должен делать?
Алкмена улыбнулась.
- Раздевайся… быстро.
Раздеваться?
Это было не совсем то, что он ожидал, но он молча подчинился и принялся стаскивать безрукавку и расшнуровывать сапоги. Деянира вздохнула и, подобрав отброшенные вещи, аккуратно сложила их рядом на земле.
- Безумие, - пробормотала она.
Из дома послышалось хихиканье мальчиков - не каждый день их отец раздевается посреди сада.
- Давай помогу, - ловкие пальцы Деяниры быстро справились со шнуровкой на штанах, и Геракл отбросил их вслед за остальной одеждой, оставшись только в набедренной повязке.
- Все! – сказала Алкмена.
Геракл заколебался на мгновение, а потом решительно освободился и от этой части туалета. Детский смех зазвенел по саду, и даже покрасневшая Деянира не смогла сдержать усмешки, прикусив пальцы.
- Отлично, - пробормотала она. – Теперь у меня в саду два голых парня… нет… два голых героя.
Геракл вымученно улыбнулся и ласково погладил жену по щеке.
- Когда все… - начал он.
- Конечно, не упусти эту мысль. Но сейчас у нас есть более важные дела.
- Готов? – позвала Алкмена.
Геракл вздохнул, улыбнулся и шагнул к матери.
Пропитанные кровью повязки были срезаны, тяжелая шкура отброшена в сторону, теперь обнаженный Иолай лежал на распаханной земле, и Алкмена связывала его ноги ветвями плюща и омелы. Виноградные лозы обвили запястья охотника, и кровь из его ран окрасила темно-зеленые листья.
- Ложись, - Геракл устроился на земле рядом с другом, вздрагивая при виде его кровоточащих ран. – Обними его. Мне нужно связать вас вместе.
Сын Зевса осторожно подсунул руку под плечи друга и привлек его к себе, устроив белокурую голову на своем плече. Несмотря на то, что он старался действовать как можно бережнее, темная кровь хлынула с новой силой, быстро впитываясь в мягкую землю. Алкмена не обращала на это внимание, она быстро и решительно связала их запястья, потом обмотала плющ вокруг груди и, наконец, вокруг шеи двух друзей. Потом она смешала воду с вином и отметила на теле Геракла те места, куда был ранен Иолай.
- А теперь слушай, - она опустилась на колени возле сына и заглянула в его глаза. – Что бы ни случилось- понимаешь, что бы ни случилось! – ты не должен его отпускать!
- Что бы ни случилось, - послушно повторил он. Кожа Иолая была холодной как лед. От лихорадки не осталось и следа, и кровь охотника, смешиваясь с водой и вином, окрашивала кожу обоих героев.
- Отлично, - она погладила сына по плечу, поднялась и осмотрелась. – Что ж… мы готовы.
Алкмена решительно вышла из круга, стараясь не наступить на плющ.
- Готовы к чему? – спросила Деянира, пытаясь спиной закрыть от глаз мальчиков все происходящее.
- К приходу Летнего Царя, - она подняла кувшин и пошла по кругу, выливая вино на землю. – Он нес на себе пять кровоточащих ран. Он был послан в землю, чтобы служить земле, связанный сердцем его брата, чтобы вернуться к нему, второй половине его души… - Геракл дрожал, но не от холода, а потому что слова были ему знакомы. Он слышал их когда-то… кто-то произносил их в его снах… - Он шел по подземной тропе и убил тень Зимы, которая поджидала его. Он восстановил свет и вернул в мир весну. Мы благодарны за его жертву. Мы восхваляем его храбрость. Мы восхваляем силу его сердца. Позволь ему быть помазанным кровью и вином. Позволь ему быть коронованным дубом и терновником. Слава Летнему царю.
Алкмена закончила второй круг и, вылив на землю последнюю каплю вина, разбила кувшин о землю.
- А теперь, - обратилась она к сыну. – Зови его. Зови его домой!
Геракл смотрел на неподвижное тело в своих руках и недоумевал.
Звать?
Он говорил с ним три ночи, и ничего не изменилось. Никакого движения… Эти синие глаза по-прежнему были закрыты…
Но тогда он использовал только голос…
Связанный сердцем брата… связанный, чтобы вернуться к нему… вторая половина его души…
- Иолай? – тихо прошептал он, и эта отчаянная просьба стала расти в его сердце как снежный ком. Он должен выплеснуть это иначе его сердце лопнет!
Иолай! И дикий, животный крик вырвался наружу, сотрясая мир.
- ИИИОООЛАААЙЙЙЙ!!!!!!!!!!!!!!!
И Летний король услышал этот крик. Босой и истекающий кровью с улыбкой на губах и болью всего мира в глазах он появился в саду. Геракл почувствовал его присутствие раньше, чем увидел. Он почувствовал саму жизнь, которая пела, смеялась и заставляла бурлить его божественную кровь. Это был Бог, но не Олимпиец. Этот Бог был старше и могущественнее. На его лице было не знакомое) Гераклу божественное высокомерие, а простая радость, которая исходила от его фигуры со всей силой человеческого сердца.
Сын Зевса вглядывался в бледное лицо и видел знакомую озорную улыбку и синие лукавые глаза, смеющиеся над нелепой ситуацией. А ситуация и в самом деле казалась нелепой – два грязных, перепачканных кровью и вином, совершенно голых человека лежат на холодной земле, связанные плющом и омелой.
И было что-то в Летнем короле, что заставляло смеяться и чувствовать себя живым.
- Боги, - прошептала Деянира.
Бог Лета услышал этот шепот и повернулся к ней, даря солнечную улыбку ей и детям. Листья дуба в его короне колыхались на ветру, его штаны из серебряной коры березы и рябины переливались на солнце, зеленая мантия из плюща и дикого винограда укутывала плечи. Рубиновая кровь стекала вниз с его чела, смешиваясь с золотом его волос, и такая же кровь текла из каждой из пяти ран, портя совершенство его кожи. Кровь собиралась у его ног, и там, где тяжелые капли касались земли, пробивались новые ростки. Молодая зелень, питаясь его кровью, превращалась в великолепные цветы, обозначая путь, по которому он шел.
- Боги! – тихо выдохнул Геракл.
Он много чего видел в этой жизни, но такого представить себе не мог.
- Зови его обратно, Геракл. Зови его! – прошептала Алкмена. – Его мощь становится все больше, и мы можем потерять его. Потерять его навсегда.
Потерять?
В его саду стоял Бог… Могущественный Бог из света, жизни и смеха. И она хотела привязать его к смертной плоти! Какое он имеет право – все они – сделать это?
Но это Иолай!
И я обещал, что не отпущу его!
Коронованная голова повернулась к нему, словно прочитав его мысли. Летний царь смотрел на сына Зевса, тепло улыбаясь, но в его глазах читалось еще что-то кроме радости. Глубокая, всеобъемлющая забота. Геракл задохнулся и понял, что готов отдать все на свете, лишь бы это страдание исчезло из синих глаз.
Окровавленные руки потянулись к нему, словно в безмолвной мольбе.
Ему больно.
Да, конечно.
Это цена. Жертва…
Эфирные пальцы обхватили его запястье. Этот Бог не материален, он чистая, светлая энергия. И кровь, которая капала с его пальцев, не кровь. А жизненная сила его души. Синие глаза смеялись над полубогом.
«Эй, - насмешливо говорили они. – Все не так уж плохо!»
Но это не так.
Геракл чувствовал, как мощь окутывает его, проникает сквозь него и уходит дальше в мир, пробуждая и будоража его, отдавая ему свою силу. Это был настоящий пожар, который бушевал с необузданной яростью, грозя уничтожить все вокруг. Или ту душу, которая удерживала его.
Силу нужно обуздать. Оградить…
Дальше Геракл действовал, скорее повинуясь инстинктам, чем разуму. Он сжал эти призрачные пальцы в своей ладони.
- Пора возвращаться домой, - прошептал он и потянул…
Он почувствовал сопротивление. На лице короля появилось удивление, которое сменилось пониманием. Его глаза загорелись с восхищением, он отбросил голову назад и расхохотался, а потом позволил себе поддаться Гераклу. Его фигура замерцала и растворилась, но с его исчезновением не пропало ощущение его присутствия. Геракл задохнулся. Ему показалось, что он с головой нырнул в саму жизнь. Он лежал, охваченный ликующим огнем, пытаясь укротить его. Что-то подсказывало ему, что сейчас его тело должно воспрепятствовать распространению этого огня, не дать ему уйти в землю. Он изо всех сил прижал к себе Иолая, желая вернуть душу туда, где она должна быть, направляя ее на законное место.
Через какое-то время охотник судорожно втянул в себя воздух, и его тело выгнулось под напором внезапной агонии.
Что бы ни случилось, ты не должен его отпускать!
Что бы ни случилось, ты не должен его отпускать!
Иолай вырывался, стараясь освободиться, но Геракл только стиснул зубы, обвил ногами пинающееся, выкручивающееся тело и ждал. Ему не нужны были слова матери, чтобы понять, что именно сейчас идет борьба за жизнь и душу его друга.
Казалось, что сама земля включилась в это сражение. Виноградные лозы и усики плюща ползли по его телу, обвивая члены. Трава росла на глазах, формируя вокруг них густой зеленый ковер. По земле, словно по штормовому морю, прокатывались волны, и двух друзей швыряло то вверх, то вниз. Геракл ничего не мог поделать с этим, поэтому он сосредоточился на том, чтобы удержать охотника.
Что бы ни случилось…
Геракл прижимал к себе приятеля и тихо ругался - Иолай слишком слаб, он не выдержит. Сыну Зевса стало казаться, что друг умрет у него на руках.
Пламя жизни танцевало вокруг них, сплавляя души в одно целое. Разум и чувства совершенно перепутались. Он уходит или возвращается? Он уже не понимал, где кончается он и начинается брат. Их сердца бились в унисон, и это было биение жизни…
И вдруг… все кончилось.
Геракл лежал на спине и смотрел в синее небо через яблоневые ветви, усеянные белоснежными цветами. Земля под ним была неподвижна, и мягкий ветерок играл высокой травой. Никакого огня, никакого движения, никакой борьбы. Только ощущение тепла и вес тела… да еще тихий голос.
- Герк, как думаешь, ты разрешишь мне вздохнуть?
Иолай?
Он повернул голову и окунулся в лазурную синеву знакомых глаз.
- Ой, прости! – Геракл немного ослабил объятья, чтобы дать охотнику возможность вдохнуть, но не разрывая их совсем, боясь, что еще не все закончено. После всего, что он видел… он не думал, что это кончится так просто…
Иолай выглядел ошеломленным и растерянным. Он откинул голову на широкое плечо друга и усмехнулся.
- Вау! Вот это было приключение!
- Да уж, - усмехнулся в ответ Геракл. – Повторить можешь?
- Это было, - покорно повторил охотник, – потрясающее приключение, - Иолай поднял связанные руки.
Сын Зевса торопливо принялся помогать другу и замер, увидев перед глазами две пары рук. Одна была измазана кровью… измазанная, но не кровоточащая. Иолай осторожно сгибал и разгибал пальцы, а Геракл разглядывал их в немом изумлении. Вместо страшной рваной раны на ладони был лишь белый шрам. Иолай внезапно начал смеяться. Он не предпринимал никаких попыток двигаться - у него не было сил – он просто лежал в объятьях друга и заливался истерическим смехом, который клокотал в нем, словно горный ручей, освободившийся от ледяных оков.
В этот момент Геракл понял, что чудо, о котором он так молил, наконец-то свершилось. И тогда он тоже захохотал.
- Отлично, - прозвучал голос подошедшей Алкмены. – все прошло даже лучше, чем я ожидала.
Подошла удивленная, качающая головой Деянира.
- И я еще называла Клона и Эсона уличными грязнулями!
Эти слова вызвали у Иолая новый приступ буйного веселья. Геракл безуспешно пытался восстановить самоконтроль, но как же здорово было после всех бессонных ночей и тревог прижимать к себе теплое тело друга, слышать его звонкий смех и понимать, что все закончилось.
- Ой! – Иолай вздрогнул, когда Геракл снова стиснул его в объятьях. – Чересчур крепко, - лениво пояснил он, перехватив встревоженный взгляд приятеля. – Будут синяки. Но это здорово!
Друзья снова расхохотались.
- Геракл, дорогой, - Алкмена склонилась над ними. – Ты собираешься пролежать там все оставшееся время? Ты не хотел бы встать? Не хочу давить на вас, но мне кажется, что земля еще не достаточно прогрелась и думаю, что вы бы не отказались от ванны и еды.
- Мне нравится, - Геракл резко сел и принялся вытряхивать из шевелюры лепестки яблони.
Так как Иолай был все еще привязан к другу, ему пришлось сесть вместе с ним. У него не было сил, чтобы сопротивляться, поэтому он просто уронил голову на плечо Геракла, смеясь над собственной беспомощностью. Деянира принялась разматывать плющ, освобождая друзей, а Алкмена тем временем набрала большой букет душистой жимолости и прекрасных клематисов.
- Есть хочешь? – спросил Геракл.
- Хочу, - счастливо выдохнул охотник и усмехнулся. – Но знаешь, чего я хочу больше всего? Спать!
- Спать!? – Геракл удивленно переглянулся с Деянирой. – Ты спал три дня.
- Эй! – Иолай лениво поднял голову, стараясь выглядеть возмущенным. – Не знаю, что ты тут вообразил себе, но все это время я топал через бесконечные пещеры, я едва не превратился в сталагмит, я прошел огонь и воду, слез с жутко высокого утеса, а потом сражался с огромным боровом. И должен тебе сказать, он был по-настоящему огромен и уродлив! А потом я полез обратно и никак не мог выбраться… А потом ты меня позвал, и я вылез. И все это с пятью кровоточащими ранами! Знаешь, как больно!? А потом там была Мать всего мира и мы с ней… ну… а потом была змея и корона… и… - Иолай неожиданно замолчал, поняв, что на него в изумлении смотрят три пары широко раскрытых глаз. – Я и в самом деле все это сделал? – тихо спросил он у Алкмены. которая, казалось, понимала, о чем он говорил.
- О, да! – она мягко поцеловала его в испачканную кровью и грязью щеку и шепотом произнесла. – Спасибо.
- Мама? – Геракл поднял на Алкмену удивленные глаза.
Она усмехнулась и поцеловала сына в не менее грязную щеку.
- Сначала ванна, - громко и твердо заявила она. – Все объяснения потом!

НАМНОГО ПОЗЖЕ…
День давно перевалил за полдень, когда Алкмена, наконец, поняла, что готова рассказать все, что знала. Она попросила Геракла вынести в сад стул, и все расселись, наблюдая, как мальчики резвятся в мягкой, густой траве, которая изумрудным ковром устилала долину насколько хватало взгляда.
Сначала она велела Гераклу отнести обессиленного друга в дом. А потом решительным жестом отослала сына вместе с невесткой к реке, чтобы он мог привести себя в порядок. Геракл попытался возразить, но натолкнувшись на лукавый и многообещающий взгляд жены, умолк и покорно дал себя увести. Алкмена с трудом сдерживала смех, а уложенный в кровать Иолай даже не пытался это сделать. Геракл покраснел и, схватив первую попавшуюся ткань, торопливо обмотал ее вокруг бедер, чтобы прикрыть свое достоинство. Этой тканью оказалась шкура огромного льва – трофей, добытый в одном старом приключении. Алкмена решила, что это одеяние как нельзя лучше подходит к данной ситуации.
- У нас будет мнооого времени, - смеясь, констатировал Иолай, глядя вслед удаляющейся парочке.
Дети смеялись вместе со взрослыми, хотя Алкмена надеялась, что они не понимают причину такого веселья, и не сводили широко раскрытых глаз со своего дяди.
Мощь Летнего царя…
Эхо той силы еще витало вокруг него, а он не обращал на это никакого внимания, наслаждаясь жизнью и не собираясь скрывать свою радость.
Он был еще таким слабым и беспомощным, что Алкмена сперва боялась прикасаться к нему, но вскоре материнские инстинкты одержали верх над опасениями, и она вздохнув, принялась за работу. Сын ее сердца родился заново, и как любой новорожденный он нуждался в ее заботе и любви. Она отправила Клона приглядывать за сестренкой, попросила Эсона помочь ей по хозяйству, а сама взяла теплую воду, кусок мягкой ткани и, улыбаясь, подошла к Иолаю.
Он возражал. Чуть-чуть. Сначала. Она знала, что это произойдет, поэтому просто шире улыбнулась и решительно откинула баранью шкуру, указав на то, что она делала это вчера и позавчера, и днем раньше, а он не в том состоянии, чтобы сделать это сам…
У него не было сил, чтобы участвовать в бессмысленном споре, поэтому он просто закрыл глаза, расслабился и задремал под ее нежными прикосновениями.
Она смывала грязь и кровь с его тела, рассматривая каждый шрам, отметивший его кожу, и вспоминая кровавые раны, которыми они были не так давно. Шрамы на обоих бедрах, на боку, на руке – эти она видела раньше, но два длинных шрама на плече были новыми, и еще были шрамы на лбу, там, где кожу поранили терновые шипы короны.
Руки Алкмена дрожали, когда она отбросила ткань и снова укрыла охотника теплой шкурой. Она с трудом подавляла желание броситься к нему, обнять, прижать к себе и оросить слезами каждую его рану за ту боль, что он вынес, за все его страдания, за своего сына…
И она чувствовала, что к радости примешивается почтительный страх. Этот человек шел по темным тропам Зимы и вернулся, он победил древнюю Силу и заслужил Летнюю корону и всю мощь, которую она давала победителю. И эта мощь останется в нем навсегда, она будет жить в его сердце и гореть в его глазах. Она уже видела это… Однажды… давным-давно… в ее прошлом и его будущем.
Алкмена вздрогнула, а потом улыбнулась. И все же это был Иолай… Ее Иолай, с синяками вокруг ребер, там, где Геракл стискивал его, прижимая к себе. И он дома… И он поправится… И может быть, когда-нибудь она сможет простить Зевса.
Может быть…
В этот момент появился Эсон, неся кувшин свежего теплого козьего молока, за которым его посылали. Появление мальчика вернуло Алкмену к сиюминутным заботам. Она понимала, что твердая пища еще не подходит истощенному охотнику, а вот полезное и питательное молоко будет в самый раз. Алкмена приподняла голову Иолая и поднесла кубок к его губам. Убедившись, что он напился, она уложила его обратно на подушки и открыла окно, что бы позволить теплому весеннему ветру ворваться в комнату. Зная, что Иолаю нужен отдых, она не позволила детям подойти к нему, но и не прогнала их, понимая, что у них не будет другой возможности увидеть Летнего царя во всем его великолепии. Это будет частью их наследия, событием, которое они никогда не забудут. Поэтому они просто сидели и смотрели на спящего человека…. Человека, который вернул миру весну.
Алкмена твердо решила не будить его, и поэтому, как только Деянира и Геракл вернулись, она выгнала всех в сад, чтобы иметь возможность нормально поговорить.
Но сначала они поели. А потом Геракл принес стул и поставил его под яблоней. Он остановился у цветущего дерева, кончиками пальцев погладил шершавую кору, а потом обхватил ствол руками, удивляясь его толщине. Он повернулся к матери и широко улыбнулся.
«Мы сделали это? – недоверие сменилось откровенным ликованием. – Да! Мы сделали это!»
Алкмена уселась на стул и ласково поманила к себе сына. Он уселся прямо на траву рядом с женой. Илея сидела на коленях у матери и плела венок из маргариток, и мальчики, которые увлеченно ловили жуков, бросили свое занятие и уселись у ног бабушки.
- Ну? – нетерпеливо потребовал Геракл, когда все семейство, наконец, устроилось.
Алкмена вздохнула и рассказала все, что знала сама.
- Значит… на его месте должен был быть я? - тихо спросил Геракл.
- Твой отец хотел защитить тебя, - мягко ответила Алкмена.
- Защитить меня! – его глаза гневно вспыхнули. – Мама, он… - его красноречивые жесты свидетельствовали о крайней степени возмущения, - … он понятия не имел, что делает!
- Обычно, да. Но сейчас, мне кажется, что он точно знал, что делает. И не смотри на меня так, дорогой. Я не говорю, что одобряю его поступок, но есть законы, которые гораздо старше законов Олимпа. И твой отец больше не мог их игнорировать. Исполнять их, обманывать их, но не отрицать.
- Но мама! Иолай…
- Я знаю, - тихо сказала Алкмены, глядя на задумчивое лицо Деяниры. – Знаю.
- Это должен был быть он, - с трудом проговорила молодая женщина, беря мужа за руку. – Понимаешь? Если бы Зевс выбрал кого-то другого, жертва была бы бессмысленной. Ты выбираешь лучшее семя, чтобы получить хороший урожай. Ты выбираешь лучшего барана, чтобы получить хорошее потомство. И чтобы выиграть корону Летнего царя…
- … нужно было пожертвовать лучшим, - убитым голосом закончил Геракл, - Да, но…
- Никаких «но», - твердо перебила сына Алкмена. – Геракл, ты был выбран для этой миссии. Вероятно, ты был выбран с момента своего рождения. И потому что ты был выбран, Мойры должны были переплести твою судьбу с душой, которая была бы готова разделить с тобой все тяготы и трудности, когда пришло время… Если бы пришло… Это могли быть многие… Ификл, Ясон… Но ты выбрал Иолая. Ты связал вас доверием, любовью и верностью. Годы, проведенные вместе, только усилили эту связь. Любой герой мог отдать свою жизнь, чтобы выкупить весну, и я не сомневаюсь, что так и было много раз. Но только один из двух, что ближе чем один, мог бы довести ритуал до самого конца. И твой отец это знал…
«У него есть шанс, Алкмена. Я уверен в этом…»
Она все еще не простила его… еще не простила. Но теперь она начала понимать, почему он сделал то, что сделал.
- И все-таки это должен был быть я, - Геракл хмуро смотрел на дом. – Но почему ты ничего мне не сказала?
- И что бы ты сделал? – спросила она. - Геракл, темные тропы очень опасны. Иолай был тяжело ранен, и я знала, что ты боишься за его жизнь, и не хотела, что ты боялся еще и за его душу. Если бы ты потерял надежду, мы потеряли бы его навсегда. И, кроме того, если бы ты разозлился на отца, никому из нас это бы не помогло.
- Это точно, – с мрачной улыбкой согласился он. Его взгляд скользнул по яблоне, усыпанной белоснежными цветами, и внезапно он усмехнулся. – Знаешь, может это и к лучшему. Что-то подсказывает мне, что Иолай станет лучшим Летним королем чем, например, я.
Существо, состоящее из жизни, смеха и света. Душа, которая возродит весь мир.
Алкмена чувствовала, что ее сын прав.
Она с трудом подавила вздох и заставила себя улыбнуться. Сегодня был радостный день, и она не хотела омрачать его. Было еще кое-что, о чем она намеренно не упомянула. Еще не все закончилось.
Ритуал – священная церемония, и все условия должны быть выполнены. Сам Зевс повторил их в то утро, когда появился у нее в саду.
Один за один, два за три и три за семь, - это было обычное условие, но…
Она помнила, что ее бабушка рассказывала еще об одной, очень важной детали. Если к исходу третьего дня он все еще будет жив, господство Летнего царя продлится семь лет.
Только семь.
И если к тому времени Мойры еще не забрали его жизнь, то они сделают это.
Алкмена велела себе выбросить все из головы. Никто не мог предсказать будущее. Точно, никто. Кроме того, кто знает, что может случиться за семь лет.
А пока ее сыновья в безопасности. Все ее сыновья. И это будет великолепное лето…
Геракл не мог уснуть. События последних дней и этого утра крутились в его голове, мешая расслабиться. Но три мысли застилали собой все остальные - ужас беспомощности, когда он нашел своего друга, злость на двуличность отца, когда тот произносил слова сочувствия, и восхищение мощью Летнего царя, духом древнего божества, возрожденного в сердце смертного.
Самой жизнью…
Он тихо вздохнул и повернул голову, чтобы убедиться, что этот звук не разбудил Деяниру. Она лежала рядом, тихо посапывая, заснув на середине разговора, и выражение ее лица было таким мирным, что он залюбовался. И те счастливые моменты, которые они разделили сегодня у реки, лишний раз подтвердили, что их любовь была не случайной.
Почему мне так повезло? Он склонился над ней и мягко поцеловал жену в лоб. У него была потрясающая жена, замечательная семья и самый лучший друг, о котором только можно было мечтать.
Осторожно, чтобы не разбудить жену, он вскользнул из кровати, подхватил в охапку свою одежду и бесшумно, словно призрак, вышел из комнаты.
Шесть шагов, и он оказался перед занавеской, отделяющей комнату для гостей от гостиной. Тихо откинув ткань, он проскользнул внутрь.
От пылающего очага остались только тлеющие угольки, поэтому в комнате царил полумрак, отблески плясали по потолку и по неподвижной фигуре лежащего человека, окружая его золотистым светом.
Ореол славы…
Геракл улыбнулся про себя, разглядывая приятеля. Это не отблеск умирающего огня, это его собственное пламя, которое было незаметно для взгляда простых смертных. И оно исчезнет. Человек не может всю жизнь гореть, словно пламя свечи. А пока Геракл любовался на свечение и думал, что это свет жизни и яркой души его друга. И после всех бессонных, заполненных страданиями ночей видеть его было здорово.
- Если это завтрак, то еще слишком рано, - прозвучал тихий голос, - А если это входит в программу ночных развлечений, то ты не в моем вкусе.
Геракл рассмеялся.
- Ты, кажется, должен спать.
Иолай приоткрыл один глаз и уставился на друга.
- И ты тоже, - охотник лениво потянулся и открыл второй глаз. – Что случилось, Герк? Деянира превратилась в гарпию и вышибла тебя из кровати?
- Нет! – с притворным негодованием выдохнул Геракл, а потом присел на край кровати и задумчиво принялся рассматривать друга. – Я не мог уснуть. Просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Прости, я не хотел тебя будить.
- А разбудил, - Иолай поудобнее устроился на подушках, чтобы получше изучить лицо приятеля. – Но я не возражаю. Нет, в самом деле. Я и так почти проснулся.
- Да?
- Да. Лежал и слушал. Огонь. Ветер, - он тихо фыркнул. – Свое собственное сердце. Понимаешь?
Взгляд Геракла стал удивленным. Собственное сердце? Он сразу вспомнил слова своей матери «темные тропы очень опасны», но только этот человек точно знал, насколько. Он был там. И он вернулся.
- Хочешь поговорить? – тихо спросил он.
- Не знаю, - вздохнул Иолай. – Может быть. Знаешь, я встретил твою прабабушку. Она совсем не похожа на других Богинь. И ее волнует все, Герк… ты… я… весь мир… Знаешь, - Иолай поднял на друга сияющие глаза. – Она и есть весь мир, правильно?
- Так говорят, - Геракл кивнул. – Иолай… я… - Геракл чувствовал, что должен что-то сказать, но не находил слов. – Это… это должен был быть я.
- Кто бы мог подумать, - съязвил приятель, разглядывая виновато опустившего глаза друга. – В следующий раз пойдешь ты. Если захочешь…
- Иолай! Мой отец свалил на тебя этот дуб. Это он сбросил тебя в ту яму! Ты чуть не умер… Навсегда… И все потому, что…
- … что он защищал тебя, - перебил Иолай. – Да. Я знаю. Геракл, я сам когда-то был отцом, помнишь? Кто-то должен был идти. Почему не я? Мне нечего было терять. А принимая во внимание, что у тебя… - он бросил на друга быстрый взгляд и Геракл тяжело вздохнул.
- Но это все равно было неправильно. Он не дал тебе выбора.
- Не дал, - согласился охотник. – Но так или иначе я ушел бы.
- Иолай… - начал было Геракл, но замер, когда смысл слов приятеля дошел до него.
- Герк… Что случилось, то случилось, ладно? У нас обоих не было выбора, так почему тебя это так волнует? Кроме того, если ты чувствуешь себя виноватым, потому что мне пришлось пройти через это одному, брось! Ты был там, со мной, каждую минуту. И я никогда не сделал бы это без тебя. Теперь ты счастлив? Отлично, - он зевнул и повернулся на бок. – Будешь уходить, опусти занавеску, - сонно пробормотал он. – И еще, я хочу на завтрак свинину… шесть поджаренных толстых ломтиков… - Иолай замолчал.
Спустя несколько минут он осторожно приоткрыл один глаз. Геракл все еще сидел рядом. Иолай открыл второй глаз и повернулся к другу.
- С яйцами, - уточнил он.
Геракл серьезно смотрел на него, а потом внезапно широко улыбнулся. Иолай прав, что случилось, то случилось. Это был тяжелый, травмирующий урок, но он только усилил глубину их отношений. «Ты выбрал Иолая», - сказала мать, но это было не так. Это не был выбор. Иолай был в его жизни с самого начала, он заполнил пустоты в его жизни, он стоял рядом с ним в горе и в радости. Они разделили все - приключения, мечты, надежды… И теперь вот это…
Брат его сердца занял его место не случайно. «Я ушел бы сам, так или иначе», - сказал он. Это была правильная жертва… желанная жертва…
С пятью кровоточащими ранами…
Цена была слишком высока. И всю свою жизнь вместе с частью древней силы он будет нести на себе шрамы. И никогда, с этого самого момента, Гераклу не придется беспокоиться о том, что его слава и его происхождение смогут затмить то, что сделал его друг. Этот человек, эта смертная душа сделал то, на что способны единицы. Он выиграл Летнюю корону и вернул мир к жизни.
Геракл видел, какой ценой завоеван этот приз, и чувствовал гордость оттого, что стал маленькой частью этого.
Когда-нибудь, может быть, завтра, а может, послезавтра или потом, позже, в этих синих глазах появится тень задумчивости, и тогда он сможет узнать подробности этого удивительного путешествия. Но пока в этих глазах играл смех, и это значило, что ничего путного этой ночью он от Иолая не добьется.
- Ну не знаю, - проговорил он. – Куры плохо неслись в последнее время.
На какое-то мгновение ему показалось, что вместо Иолая ему улыбается Летний царь.
- Будут нестись. Вот увидишь!
- Ну, если будут яйца, ты их получишь, - пообещал Геракл, поднялся и зевнул. – Спокойной ночи, приятель.
- Спокойной ночи, - эхом отозвался Иолай. – И Герк…
- Что?
- Я хотел сказать… спасибо. Спасибо, что не разочаровался во мне.
Геракл улыбнулся.
Связанный сердцем брата… связанный, чтобы вернуться к нему…. Второй половине его души…
«Я никогда не разочаруюсь в тебе, чтобы ни случилось. Я найду дорогу…»

СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Новая Жрица Геры была уничтожена, старая искупила свою вину, и Иолай смотрел, как его отец гуляет по Елисейским полям. За последние двадцать четыре часа столько всего произошло. Он много думал и многое понял, например то, что сделал для него друг, чтобы спасти его жизнь. Он слышал, как солдаты рассказывают о том, что значит смотреть в глаза смерти. Они не знали и половины того, что знал он…
- Кроме того, - сказал Геракл. – Я знаю место, где я смогу сделать намного больше, чем просто приглядывать за ним…
Аид понимающе кивнул и махнул рукой. Два друга оказались на берегу озера недалеко от Фив и мягкий ветерок трепал их волосы. Иолай поднял голову и шумно втянул в себя воздух. Никогда еще он не был таким сладким.
- Иолай! – Ясон и Алкмена стояли рядом и удивленно разглядывали их.
Бывший капитан «Арго» стиснул друга в крепких объятьях.
- Геракл, ты это сделал! - недоверчиво восклицал он, тряся приятеля только для того, чтобы убедиться, что перед ним не призрак.
Иолай усмехнулся.
- Конечно, он сделал, - он бросил на друга взгляд, который лучше любых слов выражал его благодарность. – Неужели ты в нем сомневался? Ты бы видел лицо Аида!
- Иолай! – рассмеялся Геракл. – Разве тебе мало неприятностей? Ты должен быть благодарен ему за то, что он послал тебя обратно.
- О, да! – с чувством заявил охотник. – Поверь, я ужасно благодарен…
Алкмена обняла Иолая и прижала его к себе.
- Мы думали, что потеряли тебя, - пробормотала она, улыбаясь сквозь слезы. – Я так рада, что этого не произошло.
- Я тоже, - ответил он. - Только мне жаль, что… - он замолчал, боясь высказать свои мысли вслух. Он понимал, что Геракл чувствует то же самое, и знал, что, к огромному сожалению, этого никогда не произойдет.
Это было несправедливо. Он был спасен, а Деянира и дети нет.
«Что же я сделал, чтобы заслужить такое исключительное отношение?»

А глубоко внизу, на полях Асфоделий Аид глубоко вздохнул и повернулся к темной фигуре, возникшей из тени и принесшей с собой аромат мира живых, который был так неуместен в его царстве.
- Интересный способ решить проблему, - улыбнулась Гея, а Персефона прикрыла губы ладонью.
- Знаю, знаю, - раздраженно пробормотал Аид. – Ты думаешь, мне это нравится? Мертвые должны оставаться мертвыми. Это твое правило, бабушка.
- Правила существуют, чтобы их нарушать, - глубокомысленно заявила богиня. – Даже мои. Летний царь принесен в жертву. Его кровь окрасила землю, и земля возродилась. Кто скажет, что должно быть по-другому? Вновь возрожденный, как земля, которой он отдал свою жизнь. Вот эта молодая леди проделывает такое каждый год…
- Она Богиня, бабушка. И ты знаешь, что это дурацкое условие. Я несчастен без нее все лето.
Персефона тепло улыбнулась мужу, словно он высказал вслух что-то очень личное.
- А ее мать – всю зиму, так что вы квиты. О, мудрый Аид… Конечно, ты можешь говорить, что согласился на требование Геракла только потому, что это облегчит тебе жизнь, что тебе не нужно будет возиться со всеми этими документами, но я то знаю, что это не так.
- Бабушка…
- Не называй меня бабушкой, молодой человек. Я знаю, почему ты это сделал, и я одобряю твой поступок. Полностью. В конце концов, избранник должен умереть в отведенное ему время. И он умер. Знаешь, я всегда ненавидела эту часть ритуала. Это всегда казалось мне несправедливым…
- Да, - прорычал Аид. – Я не хотел видеть его здесь. Но он попал сюда и помог оттаять оледеневшему сердцу, и виновная душа искупила свою вину, хотя он не осознавал, что делает. А если бы понимал, то здесь начался бы самый настоящий кавардак.
- Не оправдывайся, - рассмеялась Гея. - Я знаю причины. Ты боялся, что он придет, с того самого момента, как вы с Деметрой разделили год… и, хотя вы не подозревали об этом, ваш договор дал возможность послать его обратно.
- Я не просил о короне Зимнего царя, - скривился Аид. – Но иного выхода не было.
- Знаю, - снисходительно усмехнулась Гея. – Времена меняются, но кое-что остается неизменным. Летний царь служит до тех пор, пока не будет избран следующий. Но теперь в следующем нет необходимости. Его смерть могла бы стать для тебя настоящей проблемой. Баланс был бы нарушен, и ты потерял бы все. Мертвец не может управлять миром живых, и царствующий Бог лета не может прибывать в мире мертвых. Мне понравилось, как ты нашел выход, чтобы послать его обратно, не раскрывая истинных причин. Это было умно… Ты затеял опасную игру, Аид, но мне это нравится. Летняя корона тяжела и будет такой все время, пока этот человек будет носить ее. Надеюсь, он сможет использовать эту силу с максимальной пользой.
- Сможет, - тихо пробормотала Персефона, и древняя Богиня удивленно улыбнулась.
- Жизнь всегда освобождается от оков Зимы, - серьезно сказала она и вдруг расхохоталась. – Знаете, вам, Богам, нужно приглядывать за этим мальчиком…

Часть два/Часть один